Последние жертвы (ноябрь 1990)
После двух месяцев относительного затишья, поздней осенью 1990-го года ростовский маньяк активизировался вновь. За 2 недели было найдено 3 новых трупа. Все это напоминало давно забытый кошмар лета 1984 года…
Что послужило причиной такого резкого всплеска агрессии сказать невозможно. При тотальном прикрытии всего пути следования электричек по маршруту Ростов — Красный Сулин, при том что на каждом более или менее заметном полустанке дежурят наряды милиции, и преступник не может этого не замечать, он тем не менее, последовательного убивает трех своих последних жертв, причем как будто специально совершает убийства в одном и том же районе станции «Лесхоз» Очень странная и нетипичная ситуация, тем более если принимать в расчет, что всего 4 года назад при точно таком же раскладе он залег на дно, а затем резко поменял район преступлений.
Первый звоночек, возвещающий о том, что восьмилетняя драматическая охота на убийцу подходит к концу, прозвучал в последний день октября 1990 года. В этот день И. Костоев, приезжавший в Ростов периодически для координации деятельности участников расследования, вновь собирался ехать домой в Москву, чтобы встречать ноябрьские праздники в кругу семьи, но его планы были нарушены. Со станции «Лесхоз» поступило сообщение о том, что в лесопосадках недалеко от железнодорожной платформы нашли труп подростка.
Проведя всю необходимую работу по установлению личности погибшего и определению маршрута его движения, следователи выяснили, что этого юношу заметили многие пассажиры электрички, ехавшие из Шахт по направлению к Красному Сулину 17 октября. Но никто не мог точно сказать, куда направился подросток, выйдя из электрички на станции «Лесхоз», были ли он один или со спутником. В очередной раз Костоеву приходилось констатировать, что оперативникам не удалось разыскать никаких свидетелей произошедшего, и шансы на раскрытие данного убийства в кратчайшие сроки равны нулю.
По возвращении с места происшествия, и не видя дальнейших перспектив своего пребывания в Ростове, Костоев уехал в Москву, а его подчиненные Яндиев с майором Воробьинским в тот же день отправились в г. Шахты, поскольку было получено известие, что в этом городе пропал, не вернувшись домой, еще один 16-летний подросток – Витя Тищенко. Характеризовался он положительно, из дома не убегал. Накануне Витя поехал на железнодорожный вокзал ст. Шахты для покупки билета в Новороссийск, чтобы выехать на каникулы к родственникам и пропал. Установить его местонахождение так и не удалось.
Объявление о пропаже Тищенко
3 ноября, в Ленинский РОВД г. Шахты от грибников поступило сообщение, что в лесопосадке недалеко от платформы «Кирпичная», в
Необходимо отметить, что особый трагизм ситуации предавало следующее обстоятельство — по настоянию следователей именно здесь у платформы «Кирпичная» долгое время были расставлены посты физического прикрытия, но в тот день, когда пропал Витя их сняли, потому что в Новочеркасске не хватало милиционеров для патрулирования. Нетрудно представить каково было состояние оперативных работников и их руководителей, не сумевших в результате несогласованных действий предотвратить очередное жесткое убийство.
Судебно-медицинское вскрытие зафиксировало 35 колото-резаных ран в области верхней части груди и шеи, обширную гематому левой стороны лица, был отрезан кончик языка, вскрыта мошонка и удалены яички. Вскрыта брюшная полость.
При осмотре места происшествия было обнаружено большое число свидетельств длительной борьбы. При прочесывании района в
Когда Тищенко третьего ноября обнаружили убитым, я поехал на станцию, снова стал разговаривать с кассиром, чтобы попробовала вспомнить события того дня…
Кассир первой кассы шахтинского вокзала Л.А. Прищепа опознала Виктора по фотографии и вспоминала, что продала ему билет. По контрольной ленте номер билета совпадал с тем, что был найден в лесополосе. Взяла у парня 10 рублей одной бумажкой и дала четыре рубля сдачи. У кассы в это время вертелся какой-то странный мужчина. Кассир достаточно конкретно описала мужчину, который не то уговаривал, не то о чем-то просил подростка.
Дочь этой кассирши рассказала как однажды в электричке она видела такую сцену… На площадке «Горной» они с подружкой сели в вагон. А там сидел мальчик, к которому подсел какой-то довольно взрослый мужчина и разговор повел, что знает маму этого подростка, предлагал проводить его домой кратчайшим путем. Словом, явно пытался «снять» его. Но парень то ли был хорошо проинструктирован родителями, то ли навязчивые уговоры казались слишком подозрительными — ни в какую. И когда приехали в Шахты, мальчишка так стремительно выпрыгнул из вагона, что мужик только крикнуть что-то вдогонку успел. Было это несколько месяцев назад.
Рассказывала все это дочь кассирши без матери, но когда описала портрет мужчины стало ясно, что и она, и мать, скорее всего, вели речь об одном и том же человеке. Настолько совпадали основные приметы. И добавила, что и теперь его часто видят, он по-прежнему электричкой куда-то ездит…
Впервые за 8 лет работы по данному делу в руках следователей появились конкретные показания свидетелей видевших подозрительного мужчину с жертвой незадолго до совершения преступления. Теперь все усилия были направлены на розыск этого человека: начальник областного УВД дал дополнительные распоряжения об усилении постов наблюдения на данном отрезке железной дороги, в том числе на станциях Кирпичная, Лесхоз и других. Это было очень важно, поскольку преступник, хотя и менял районы совершения убийств (они находились в противоположных направлениях), в нескольких случаях оставил по два-три трупа в одних и тех же местах. Тактика правоохранительных органов заключалась в том, чтобы одни остановки прикрывать явно, другие тайно — в расчете выгнать преступника на внешне неохраняемый полустанок. Работников милиции еще раз тщательно проинструктировали на повышение бдительности, фиксацию фактов нахождения мужчин в обществе детей либо женщин, выявление любого подозрительного поведения мужчин и их проверку.
Яндиев позвонил И. Костоеву в Москву. Доложил о новой жертве, и сообщил главное:
— Исса Магомедович! Вы уехали, а за это время я получил интереснейшие показания, где детально дается словесный портрет. Я уверен — это он, преступник. И, главное, свидетели его частенько видят в электричке. Они согласны принять участие в поиске. Вы учтите, он вошел в раж. Не сегодня-завтра мы его поймаем. Если вы останетесь в Москве, это случится без вас…
6 ноября И. Костоев прибывает в Ростов–на–Дону и Яндиев передает ему показания кассирши вокзала и ее дочери о высоком мужчине, который пытался увести парнишку из электрички, а потом стоял у кассы за спиной Тищенко. Исса Магометович был просто счастлив. Он уже не сомневался, что убийца будет вскоре пойман.
Почти сразу же в электричках был организован поиск этого мужчины. По словесному портрету, который дали Светлана Напрасникова и ее мать, 12 ноября задержали человека, похожего по описанию. Этот человек был предъявлен обеим свидетельницам для опознания, однако следователей ждало разочарование – задержали не того. Было решено, что на следующий день во избежание дальнейших ошибок вместе с оперативниками в поисках будут участвовать и сами свидетельницы. Хотел ехать и Костоев, настолько он был уверен, что преступника задержат со дня на день.
Но события следующего дня заставили Костоева резко изменить свои планы…
Чтобы понять, что же именно произошло13 ноября 1990 года, и какова была внутренняя подоплека тех событий, мы должны обратиться к рассказу генерала В.И. Колесникова. Пожалуй, именно этот небольшой рассказ имеет ключевое значение для понимания, того каким образом удалось разоблачить неуловимого преступника.
Прямая речь. Заместитель начальника УВД Ростовской области Владимир Колесников
Позвольте начать издалека, но с очень важного далека. В 1984 году, когда Заносовский задержал Чикатило, я случайно зашел в кабинет №1 ИВС, в котором велся допрос. Я тоже задал Чикатило несколько вопросов, каких – не помню. Но помню точно, что его ответы мне показались путанными, неадекватными. Позже мне сказали, что по группе крови Чикатило вне подозрений. До этого я выезжал на трупы Петросян – матери и дочери, убитых в лесополосе под Шахтами, в мае 1984 года. Обратил внимание на то, что убийца хорошо ориентируется в лесополосе, и подумал – это местный шахтинский
Осенью 1990 года приехал на труп Громова и почему-то вспомнил старые эпизоды. Позвонил Буракову: помнишь того человека, которого задержал Заносовский? Через 10 минут Виктор Васильевич мне перезванивает: фамилия того человека Чикатило, он отработан.
В начале ноября в Ростов приезжает Костоев. Я ему говорю: Исса, давай еще раз отработаем этого Чикатило. Он согласился – только закончим, говорит, начатое. Была в те дни одна версия, которая казалась перспективной.
Когда мы приступили к физическому прикрытию в районе Донлесхоза, то ежедневно собирались в одиннадцать вечера и заслушивали доклады с мест. Так вот, 6 ноября начальник Красносулинского РОВД назвал несколько имен задержанных в тот день, но имени Чикатило не упомянул.
Ровно через неделю 13 ноября, я выезжаю на место убийства Громова – хотел осмотреть ложе трупа, место, где обнаружили тело. Льет проливной дождь, я едва заставил себя выйти из машины. Мы доходим до метки-маяка: красный бант на кусте, чтобы найти нужное место. Вижу валяется тряпочка вроде лацкана пальто. А мне уже успели доложить, что все вещдоки собраны. Я спрашиваю: куда смотрели? И тут же приказываю прочесать местность в радиусе полкилометра.
За полчаса нашли одежду и тело Коростик. Я стал выговаривать начальнику Красносулинского отдела, он со мной ездил: как же вы местность отрабатываете, где ваши глаза. А он что-то смущенно отвечает и лезет в карман, вытаскивает бумажку: вот мол еще одного на днях задержали, хотели сами отработать. И протягивает бумажку с фамилией Чикатило.
На первый взгляд, казалось бы, простой и всем известный рассказ о том, как поймали Чикатило, но есть в нем несколько любопытных деталей, на которых необходимо остановиться подробнее.
Во-первых, интересен в этом рассказе из первых уст тот факт, что фамилия Чикатило не фигурировала ни в каких рапортах и не упоминалась даже вскользь на регулярно проводившихся совещаниях вплоть до 13 числа — дня обнаружения трупа Коростик, и неожиданно появилась только после разноса начальством своих подчиненных за нерадивость на месте преступления.
О том что примерно так развивались события, рассказывает в своих мемуарах и Костоев.
Прямая речь. Заместитель начальника следственной части Прокуратуры России, старший советник юстиции Исса Костоев:
Я как раз заканчивал обнадеживающий впервые за 4 года упорной работы разговор со свидетельницами, когда раздался телефонный звонок. Еще один труп. Женщина. И снова — на станции «Лесхоз»!
С группой следователей я немедленно приехал на место. Спрашиваю: «Как такое могло случиться?! Это же одно из мест, за которым мы установили круглосуточное негласное наблюдение! Вы же знаете, что 30 октября здесь же был найден труп мальчика!» — «Наши люди на своих постах, — ответил начальник милиции. — Они записали фамилии. В основном кто здесь ходит? Грибники. Появлялся даже один человек, которого мы уже проверяли несколько лет назад…» — «Как его фамилия?» — «Не помню. Надо поднять рапорт».
В конечном итоге выяснилось, что 6 ноября Игорь Рыбаков, одетый в штатское милиционер, дежурил на станции «Лесхоз». Среди других грибников он обратил внимание на одного мужчину. Тот отмыл от грязи обувь у колонки рядом с домом начальника станции, пересек пути и зашел под навес на платформе. Высокий человек с седыми волосами и большим темным рюкзаком, одна из лямок которого была порвана и завязана узлом. Из рюкзака высовывались какие-то вещи. У мужчины был забинтован палец, на руках и правом ухе — свежие царапины. Он приветливо, как со старыми знакомыми, поздоровался с грибниками, укрывшимися под навесом от дождя.
Рыбаков представился и потребовал предъявить документы. Мужчина в очках показал паспорт, и милиционер переписал в свой блокнот его имя и фамилию: Чикатило Андрей Романович.
Своему начальнику Рыбаков дал устный рапорт и добавил, что хотел проследить за мужчиной, но не мог оставить пост, ведь напарник на дежурство не вышел. Рапорт Рыбакова передали по телефону в центральный штаб бригады, где была сосредоточена вся картотека проверяемых, но сочли несущественным: Чикатило А. Р. уже проверяли в 1984 году в связи с расследуемыми убийствами.
Из слов Костоева становится понятно, что первоначально на месте убийства Коростик никакой информации с четким указанием фамилии возможного преступника высказано не было. Для всех ситуация с внезапным нахождением трупа явилась полной неожиданностью, и объяснить ее никто не мог. Эту ситуацию могли бы прояснить отчеты милиционеров, которые дежурили на станции «Лесхоз», в частности рапорт Рыбакова, о котором упоминает Костоев. Но с этим рапортом как раз происходит очень запутанная история: как выяснилось позднее, устный рапорт все-таки был, но в тоже время самого факта регистрации этого рапорта не было, и в официальных бумагах штаба бригады по расследованию серии убийств он зафиксирован не был, а значит, и вся информация, содержащаяся в нем 13 ноября никому не могла быть известна.
Завесу таинственности над этой историей с рапортом, который как бы был, и одновременно его как бы не было, несколько приоткрывают слова другого генерала
Прямая речь. Начальник УВД Ростовской области Михаил Фетисов
Тринадцатого ноября 1990 года я стал начальником УВД. Накануне провел коллегию по «Лесополосе». Всех снял, что можно было еще снять из личного состава, чтобы усилить прикрытие территории и розыск. Разумеется, здорово ослабив тем положение на местах: «остальная» преступность тоже «на каникулы» не уходила. Все отражается на общественном порядке.
Тринадцатого же выехал в Зверево, где скончался начальник отдела. И когда проезжал очередной пост мне докладывают: на том самом месте, где и раньше обнаружили трупы, еще один женский нашли. Заехал на место происшествия. Подзываю начальника милиции и, мягко говоря, критиковать начинаю. «Как же это доработались, что каждый метр этого района живым сотрудником прикрыт, а у вас все равно убивают?». Пост стоял, отвечает, будем разбираться, кто кого видел.
Оказалось, информация в Ростов ушла, только с опозданием. Система была такая: фамилии всех задержанных и подозрительных посты и отделы должны были сообщать для штабной картотеки УВД, Виктору Васильевичу Буракову. Прошли праздничные 7,8,9 ноября, 10 — милицейские праздники, 11 и 12 «раскачивались», вот по состоянию на 13-е она до нас и не дошла.
Связался по радио с Бураковым — нет, отвечает, из того района ничего не было, ни одной фамилии. Потом, наконец, нашелся и вахтенный дневник этого поста. Одна фамилия, другая, третья, и вдруг — «Чикатило». Я говорю: так эта же фамилия проходила (десятки тысяч людей же попадали в поле зрения!), имели с ним уже дело! Фамилия-то все же довольно редкая. Стал; вспоминать… Потом выяснилось, что в нашем оперативном пособии, которое мы типографским способом отпечатали для личного состава, его фамилия среди некогда подозреваемых значилась под номером девять. Первые-то легче запоминаются, чем последующие десятки, которые по тем или иным особенностям представляли когда-то особый оперативный интерес. По-моему, их тогда уже человек 95 набралось).
Из рассказа М. Фетисова следует, что на самом деле совсем не рапорт Рыбакова вывел следствие на Чикатило. В первые часы после обнаружения трупа Коростик в распоряжении следователей вообще никак не могло быть рапорта Рыбакова, в котором значилась фамилия Чикатило, не было этого рапорта 13 ноября и в штабной картотеке, которую вел Бураков, о чем он и сообщал Фетисову в тот день.
Выбор возможного кандидата в маньяки осуществлялся прямо на месте преступления на конкурсной основе из нескольких фамилий, записанных в вахтенном дневнике поста ст. «Лесхоз». Впрочем, это как раз логично, поскольку, как следует из материалов дела, эксперты при осмотре трупа дали заключение, что смерть женщины могла наступить 5 суток назад, но с учетом метеоусловий этот срок может быть больше на несколько суток. То есть работники милиции, не зная 13 ноября точную дату убийства Крорстик, и руководствуясь данными судмедэкспертов, должны были проанализировать события не одного дня (6 ноября), а определенного промежутка времени, предположительно, с 5 по 8 ноября – совершенно очевидно, что (и это как раз утверждает Фетисов) в вахтенном журнале поста за этот период оказалось не одна, а несколько фамилий. Невыясненным остается только вопрос – насколько добросовестно отнеслись оперативники к проверке каждого человека из данного списка? Ведь вполне могло случиться так, что, увидев примелькавшуюся фамилию Чикатило, на других подозрительных посетителей станции «Лесхоз» могли попросту не обратить внимание…
Что же касается ситуации со странным и неожиданным появлением рапорта Рыбакова, то ее окончательно проясняют слова еще одного очевидца тех событий.
Прямая речь. Следователь Ростовской прокуратуры Амурхан Яндиев:
13 ноября находится еще один труп — Коростик.
Приехали на место происшествия, а неподалеку уже нашли еще и более давние останки. Вот тебе и физическое прикрытие! Казалось бы, просто обязаны были что-то зафиксировать при таком-то плотном наблюдении. Не с парашютом же преступник прыгал на эту грешную землю! Конечно, дело было в недобросовестной службе личного состава…
Тут уже стали восстанавливать: кто на посту стоял, кого заметили. И выскакивает информация, что среди всех прочих (кандидатур действительно было несколько! – прим. авт.) был человек с довольно редкой фамилией фиксации Чикатило. Когда я потом официально допрашивал Рыбакова, уточняя сам факт, он никому и не сообщил об этой встрече. Тот спокойно и уехал. И задним числом, только 13 ноября, когда обнаружили еще и труп женщины, написал рапорт: шестого ноября при таких-то обстоятельствах я видел…
Звонили в областной угрозыск, докладывали, что «засветился» некто Чикатило, однако услышали в ответ, что Чикатило однажды уже проверяли, но по данным экспертизы у него оказалась вторая группа крови. И его исключили из подозреваемых.
Костоев же сделал вид, что информация его устраивает.
Этот рассказ все расставляет по своим местам. Совершенно очевидно, что знаменитый рапорт Рыбакова был написан уже, после того как нашли труп Коростик, и после того как были просмотрены вахтенные дневники постов на этой станции, в которых следователям среди прочих бросилась в глаза фамилия «Чикатило» уже упоминавшаяся ранее в бюллетене «Лесополоса». Этот человек был на станции «Лесхоз» 6 ноября, и в этот день, с большой долей вероятности, могло быть совершено убийство Коростик, но дежуривший 6 числа на этой станции сержант Рыбаков не сообщил об этом важном для расследования обстоятельстве. И если этот факт не был официально зафиксирован, то не было и веских оснований для разработки версии, в которой роль серийного убийцы отводилась Чикатило. Получалось, что в руках следствия по-прежнему оставались только ничем не обоснованные догадки, а возможно решающие для раскрытия дела обстоятельства вновь оставались вне поля зрения милиционеров.
Видимо это и вызвало самое большое негодование со стороны руководителей ростовского УВД, которые устроили подчиненным форменный разнос прямо на месте преступления. Очевидно, что при таком развитии событий, инициатива написания рапорта исходила отнюдь не от самого Рыбакова, а являлась вынужденной мерой и объяснялась стремлением сержанта оправдаться перед руководителями областного УВД.
Написав рапорт, Рыбаков избежал наказания, более того, впоследствии он получил премию, а следователи получили вполне реального подозреваемого.
Второй любопытный факт, следующий из анализа высказываний всех участников событий 13 ноября, заключается в том, что в написанном задним числом рапорте Рыбакова значилась фамилия не какого-нибудь человека из списка, посетивших «Донлесхоз» в первой декаде ноября 1990 года, а именно фамилия Чикатило, о возможной причастности которого к серии убийств в Ростовской области незадолго до описываемых событий рассуждал В.И. Колесников.
Таким образом, получается, что возможный кандидат в убийцы был фактически определен заранее, когда еще не было ни рапорта, ни улик, ни свидетельских показаний против Чикатило?!
Стоит ли удивляться такому развитию событий? – Пожалуй, нет, если знать каким образом расследовались дела о серийных убийствах в Советском союзе в 70-80 годы ХХ века. Достаточно в этой связи вспомнить Витебское дело, расследование преступлений Стороженко в Смоленске, расследование свердловской серии убийств 1982-1988 гг. Во всех приводимых примерах, вначале задерживали ничем не примечательного, безвольного, слабохарактерного человека, иногда психически неполноценного, а потом уже всеми правдами и неправдами доказывали его мнимую вину, выбивая чистосердечные признания, подтасовывая данные экспертиз, находя несуществующих свидетелей. Приводя примеры подобных расследований невозможно вновь не упомянуть и дело дураков, которым уже сами сотрудники Ростовского УВД обогатили сокровищницу криминалистики.
Но как следует из приведенного выше интервью генерала В. Колесникова, догадка о личности убийцы первоначально пришла в голову не какому-то абстрактному сотруднику ростовской милиции, а именно ему. А значит, чтобы понять, как родилась эта догадка мы должны от описания общей методики расследования советскими органами внутренних дел сложных многоэпизодных преступлений перейти к частностям, и проследить перипетии профессиональной карьеры самого генерала. В ней, поверьте, найдется немало любопытных фактов.
Необходимое отступление. Блестящая карьера генерала Колесникова
Владимир Ильич Колесников 17 лет проработал в разных должностях в органах внутренних дел Ростовской области, причем начинал с простого следователя в районном ОВД и к 1990 году дослужился до заместителя начальника УВД области. Но самый стремительный и небывалый взлет в его карьере наметился как раз после успешного завершения дела «Лесополоса». Колесников стал единственным из всех участников операции по поимке ростовского маньяка, кого пригласили работать в Москву, и все это при том, что наибольший объем работы выпал на долю совсем других людей — начальника уголовного розыска М. Фетисова, руководителя отдела по особо тяжким преступлениям В. Буракова, следователя А. Яндиева, который являлся фактическим руководителем всей операцией по поимке маньяка во время отлучек И. Костоева. Но, тем не менее, именно заслуги Колесникова были оценены выше других главных действующих лиц этого расследования. Причем карьерный взлет Колесникова произошел поистине с ошеломляющей быстротой. Если еще в ноябре 1990 Владимир Ильич под дождем месил грязь в лесополосе недалеко от Красного Сулина, высказывая предположения о личности неуловимого на протяжении долгих лет преступника, то уже в декабре 1990 его перевели на работу в Москву, и он обустраивался в кабинете заместителя начальника службы криминальной милиции МВД РСФСР. Еще через месяц в январе 1991 года Колесников взял очередную карьерную высоту, став начальником Главного управления уголовного розыска МВД России.
За время работы в аппарате МВД РФ В.Колесников вел целый ряд громких резонансных дел.
В частности он контролировал следственные действия по делу об убийстве священника Александра Меня. Первоначально после убийства А. Меня был арестован некто Игорь Бушнев, но никаких доказательств его вины следствию тогда добыть не удалось, и Бушнева отпустили. Однако других подозреваемых никак не находилось, все сроки следствия давно прошли, и тогда снова решили арестовать Бушнева, хорошенько с ним поработать и выдать его с чистосердечным признанием вины на суд.
В июне 1996 года начался суд. И на нем при всем честном народе обвинение против Бущнева стало разваливаться. На суде Бушнев рассказал, что во время следствия В.И. Колесников (тогда — руководитель следственной бригады, следователь по особо важным делам) пригрозил, что если он не станет подтверждать версии следствия, то на него вдобавок повесят убийство его девушки, и еще — что с его дочерью и матерью может что-нибудь случится. Бушневу, как он показывал уже на суде, предложили такую сделку: подпишешь признание, а мы тебя сажаем по мягкой статье: убийство в состоянии аффекта. За это ты получишь всего три года, а отсидишь и вообще один год, да и то не отсидишь, мы тебе условный срок сделаем. Бушнев тут же «сломался» и подписал «признательные показания».
В карьере же Колесникова вслед за этими признаниями, последовал очередной взлет на заоблачные высоты. Он стал уже заместителем министра МВД. Финал этого феноменального следствия поразил всех — прокурор Феликс Садыков (внимание, это не ошибка — не адвокат, а ПРОКУРОР!) произнес на суде, что подсудимый Игорь Алексеевич Бушнев не виновен в совершении убийства священника Александра Меня и просил суд вынести подсудимому оправдательный приговор. То, наверное, было первый раз за историю российского судопроизводства, когда адвокат не спорил с прокурором, а полностью согласился с ним. Оправдательный приговор судья огласила 10 июня 1996 года.
В том же 1996 году Колесников был руководителем группы, расследующей террористический акт на Котляковском кладбище. Закончив расследование, он передал в суд обвинительное заключение, в котором значились три фамилии: бывшего руководителя Российского фонда инвалидов войны в Афганистане Валерия Радчикова, которого следствие назвало заказчиком преступления, а также исполнителей Михаила Смурова и Андрея Анохина. В январе 2000 года Московский окружной военный суд рассматривал это дело. Процесс был громким, но закончился неожиданно: все трое обвиняемых по вердикту присяжных были оправданы и отпущены на свободу. Спустя много лет за это преступление осудили совсем других людей…
В 2000 году Колесников участвовал в расследовании загадочных случаев исчезновения 5 абитуриенток в Барнауле, которые всколыхнули всю страну. Тогда Владимир Ильич сделал сенсационное заявление о том, что похищал девушек «сексуальный маньяк», о том, что следствию известен алгоритм его действий и причины, сделавшие его маньяком, и о том, что преступник будет показан журналистам через десять дней. Через 2 дня после этой пресс-конференции, во время проведения следственного эксперимента единственный подозреваемый, находящийся в окружении сотрудников милиции странным и непостижимым образом выбросился из окна и погиб. Ни подтвердить, ни опровергнуть его вину теперь уже невозможно. Так или иначе, но дело, в котором не было ни одной сколь-нибудь явной зацепки для раскрытия, снова было довольно быстро закрыто пусть и по причине смерти подозреваемого.
После убийства в октябре 2003 года тольяттинского журналиста Алексея Сидорова Колесников опять выступает с громким заявлением, что дело раскрыто, после чего милиция арестовала и заставила признаться в убийстве случайного человека, который впоследствии был оправдан…
Хоть здесь приведен далеко не полный перечень профессиональных достижений В.И. Колесникова, но даже по этим отрывочным штрихам можно разглядеть портрет «бойца правопорядка» старой закалки, для многих из которых принципы работы правоохранительных органов остались неизменными еще со сталинских времен…
Но вернемся вновь к событиям 1990 года и попытаемся ответить на следующий вопрос – каким же образом был найден труп Коростик? Из рассказа главного действующего лица тех событий – В.И. Колесникова следует, что на очередной труп вывела бдительность самого генерала, который заметил на деревьях клочок одежды, почему-то ранее не замеченный его подчиненными.
Но если обратиться к материалам следствия, то можно заметить явное противоречие со словами В. Колесникова – в приговоре и в деле (в частности тома № 206 и № 219) однозначно утверждается, что никакой одежды С. Коростик, кроме той, которой был накрыт труп после тщательных и многократных проверок всей прилегающей территории найти так и не смогли. То есть возникает вопрос откуда же тогда взялся клочок «вроде лацкана пальто», который заметил Колесников и почему эта находка не нашла отражения в материалах дела?
Еще более странной ситуация выглядит если учесть, что в период с 6 по 13 ноября местность неподалеку от остановочной площадки «Лесхоз» неоднократно прочесывали работники милиции, но не находили не только одежду, но и вообще никаких свидетельств преступления, не говоря уже о новом трупе. Так, 9 ноября 1990 года работник «Лесхоза», позвонил в Красносулинский ОВД, чтобы сделали проческу местности. Но ничего найдено не было. 9 и 10 ноября И. Рыбаков вместе со своим напарником Олейниковым тоже производили прочесывание данной местности. И снова поиск не дал никаких результатов. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что эту местность в выходные и праздничные дни могли посещать еще и грибники, но никто, будь то простые граждане или работники правоохранительных органов не заметили никаких следов недавнего преступления.никто, будь то простые граждане или работники правоохранительных органов не заметили никаких следов недавнего преступления.
Если подытожить все вышесказанное о событиях дня 13 ноября 1990 года, то вырисовывается следующая картина: один из руководителей областного УВД высокого ранга, не имея никаких очевидных поводов для инспекции местности в районе Донлесхоза, по каким-то только ему одному ведомым причинам 13 ноября в непогоду и сильнейший дождь вместе с достаточно большим количеством личного состава едет с проверкой, но не на место последнего известного к тому моменту убийства В. Тищенко на ст. Кирпичная недалеко от г.Шахты, а едет именно на станцию «Лесхоз», где убийство подростка произошло около месяца назад и именно здесь Колесников находит тот единственный клочок одежды, кроме которого вообще никакой одежды жертвы никто найти не может, и приказывает прочесать данную территорию после чего и находят труп Коростик.
Этот фрагмент картины событий 13 ноября 1990 года получается далеко не полным и неоднозначным, но к сожалению у нас нет свидетельств других участников событий того дня, поэтому невозможно сказать точно каким именно образом был найден труп Коростик. Совершенно очевидно только одно – найден он был в результате прочесывания местности силами милиции, но вот что послужило поводом к прочесыванию данного района, кто дал сведения, где и что надо искать остается не до конца понятным. Все-таки более типичной для данного расследования была ситуация, когда очередной труп находили случайные люди или рядовые сотрудники милиции, после чего на место происшествия пребывали руководители более высокого ранга. Но 13 ноября все произошло с точностью до наоборот – начало расследования убийства Коростик было положено самим зам. начальника областного УВД, более того в скором времени вся верхушка, руководившая операцией «Лесополоса», включая столичных и местных специалистов, собралась в полном составе на свою тайную вечерю в лесополосе недалеко от станции «Лесхоз».
Перед ними лежал новый труп, повреждения которого живо напоминали убийства периода 1982-84 гг. и в то же время по месту обнаружения он мог быть легко связан с убийствами подростков 1988-90 гг. Но сложность ситуации заключалась в том, что патрульные опять не зафиксировали убийцу, хотя, казалось, не могли этого не сделать. В срочном порядке начали прикидывать варианты, как выйти из этой ситуации. В итоге, руководство решило взять инициативу на себя, выбрав из списка возможных кандидатов в дневнике наблюдений поста ст. «Лесхоз» фамилию Чикатило. Задним числом составляется рапорт, в котором значится именно эта фамилия. Создав, таким образом, прекрасную базу для завершения расследования, следствие выходит на финишную прямую.
Тот факт, что именно в «Донлесхозе», недалеко от бездыханного тела С. Коростик были расставлены все точки над i и приняты основополагающие для всего дальнейшего хода следствия решения подтверждают и слова Костоева, который говорит, что сразу же после посещения лесополосы он вместе со своей группой начал заниматься разработкой именно Чикатило. Таким образом, Чикатило становится главным подозреваемым уже вечером 13 ноября, другие же возможные фигуранты, также «засветившиеся» на ст. «Лесхоз» вообще не рассматривались…
Прямая речь. Заместитель начальника следственной части Прокуратуры России, старший советник юстиции Исса Костоев:
Время было позднее, дождь лил как из ведра. Я немедленно затребовал у шахтинских коллег дело Чикатило 84-го года. В деле лежал ордер на арест за кражу социалистической собственности и материалы о краже аккумулятора. Но меня заинтересовало то самое признание, которое сделал тогда на допросе Чикатило, — о своей половой слабости, неприличных историях, связанных с детьми, из-за чего он вынужден был оставить профессию педагога. И снова мне припомнился «заслуженный учитель» Сливко.
Изучение личности Чикатило показало, что он проживал в Родионово-Несветайском районе, городах Новошахтинске, Шахтах, Ростове-на-Дону и Новочеркасске, был женат, имел двоих детей. Ранее работал руководителем спортобщества, преподавателем в школе-интернате, преподавателем физкультуры, воспитателем. На время проверки был старшим инженером по снабжению Ростовского электровозоремонтного завода. Жена и сын проживали в г. Шахты, а он в отдельной квартире в г. Новочеркасске, с семьей поддерживал периодические связи. Заставляли задуматься и другие факты из послужного списка Чикатило: он начал работать в Ростове в августе 1984 года, как раз тогда, когда там началась волна убийств.
Изучив и проанализировав старые оперативные материалы на Чикатило, я все больше убеждался в мысли, что это должен быть тот, кого мы так долго и безуспешно ищем. Больше всего поражало описание слежки за Чикатило на вокзале, когда его задержали Ахматханов и Заносовский и когда при аресте были обнаружены нож, веревки и вазелин.
Все совпадало, все, кроме… группы кропи и спермы! Но ведь в анализ могла вкрасться ошибка. К тому же среди биологов существует мнение о том, что в редких случаях у людей кровь и сперма могут быть разных групп. Или, при определенных условиях, группы крови и спермы достигают той границы, за которой могут считаться разными.
Разумеется, что при наличии полученных сведений, даже с учетом несовпадения группы крови, оперативная группа придала исключительно важное значение проверке Чикатило на причастность к совершению убийств по делу «Лесополоса».
Прямая речь. Следователь Ростовской прокуратуры Амурхан Яндиев:
Меня вызвал Костоев и велел не шуметь до поры до времени, а выяснить где был и что делал этот самый Чикатило 14 мая 1988 года, в день убийства Воронько в Иловайске. Без шума узнали где он работает сейчас и где работал прежде, послали сотрудницу в Новочеркасск на электровозостроительный завод, проверить в отделе кадров командировки и все совпало
Информация о служебных поездках Чикатило свидетельствовала, что у него была практическая возможность оказаться на месте любого из совершенных преступлений в те самые дни, когда они были совершены. 17 ноября Костоев поручил ростовской милиции установить за маньяком постоянное наблюдение.
Прямая речь. Начальник УВД Ростовской области Михаил Фетисов
… Когда появилась у нас убежденность, взяли мы Чикатило под систематическое наблюдение. Он никак себя не проявлял — два первых дня не могли его вообще зафиксировать. Вел себя спокойно, а потом снова стал «дергаться», выходить на контакты — то с мальчиками, то с женщинами. Похоже, выискивал очередную жертву.
Находясь под наблюдением, Чикатило с сумкой на плече постоянно рыскал по пригородным поездам, охотно вступал в контакты с женщинами и подростками, однако криминального поведения, свидетельствующего о возможной подготовке к убийству сотрудники не зафиксировали. Парадоксально, но в процессе наблюдения возникли серьезные опасения уже за жизнь самого Чикатило. Дело в том, что «объект» (позже он сам не раз говорил об этом на допросах) отличался рассеянностью, особенно когда пребывал в состоянии полового возбуждения. В этом состоянии он ничего не замечал вокруг себя и запросто мог угодить под машину, что с ним однажды едва и не случилось.
В штабе розыска вскоре был составлен план операции, подготовлены оперативно-следственные группы не только для задержания подозреваемого, но и для производства других неотложных следственных действий: обысков на квартирах Чикатило и его жены, на его рабочем месте; выемки на всех предприятиях, где он работал, документов, подтверждающих нахождение либо отсутствие Чикатило на работе в интересующие следствие даты совершения убийств, объединенных делом «Лесополоса»; допросов отдельных свидетелей, показания которых имели значение для первоначальной работы по изобличению подозреваемого; спецмероприятий и оперативной разработки; подготовки списков и фотоснимков образцов похищенных у некоторых потерпевших предметов; оперативных установок по отдельным адресам и т. д.
Был зарезервирован транспорт, специальная техника. Инструктажи оперативных групп решено было провести непосредственно перед операцией, чтобы преждевременно не допустить возможного разглашения мероприятий, что нередко случается в практике милиции. Прошло еще несколько дней безрезультатного наблюдения, если не считать фиксации его попыток вступить в контакты с тремя подростками, которых в условиях конспирации оперативные работники опросили. Полученная от них информация подтверждала, что у Чикатило явно был какой-то нездоровый интерес к этим детям.
Надо отметить, что все проверки и продолжающееся наблюдение не предоставили следствию однозначных прямых доказательств причастности Чикатило к серийным убийцам. Все что было в руках Костоева – это ряд совпадений.
Учитывая тот факт, что Чикатило уже был под следствием и сумел уйти от ответственности, оперативники не спешили рисковать с его задержанием без надежных улик и предложили продолжать за ним слежку, чтобы взять с поличным.
Прямая речь. Следователь Ростовской прокуратуры Амурхан Яндиев:
В милиции сказали: он найдет очередную жертву заведет в лес, а мы тут как тут. Конечно, есть известный риск, но при аккуратной работе мы его опередим
Прямая речь. Заместитель начальника следственной части Прокуратуры России, старший советник юстиции Исса Костоев:
Конечно, было заманчиво вести за ним наблюдение до очередного преступления и взять с поличным, Но где гарантия, что он не заметит наблюдения и не покончит жизнь самоубийством? Или, почуяв неладное, заляжет на долгие месяцы, как с ним уже было однажды, после первого ареста за хищение аккумулятора. Словом, это был мучительный анализ. А самое главное в том, что не было улик о совершении им этих преступлений.
Костоев боялся примерно того же, чего и ожидал от слежки, — что Чикатило застанут на месте преступления. Что-то говорило ему, что Чикатило не выйдет живым из этой передряги, что он либо покончит с собой, либо его застрелит не в меру ретивый милиционер.
Костоев понимал, что если и существуют какие-то веские улики, то их, скорее всего, следует искать в квартире Чикатило, либо в одном из тех мест, куда он имел доступ. Эти квартиры нельзя было обыскать до ареста Чикатило. Но как же его арестовать, не располагая серьезными доказательствами?
Если строго исходить из содержания закона (ст. 122 УПК РСФСР, ст. 91 УПК РФ), то Чикатило нельзя было задерживать. На месте преступления он не был застигнут, никто из потерпевших, очевидцев на него не указывал, явных следов преступления на нем, при нем, в его жилище не имелось. Личность его была известна, он имел место жительства и на побег не покушался. В то же время обстоятельства складывались так, что Костоев все больше укреплялся в своем мнении, что Чикатило и есть тот неуловимый преступник, которого искали на протяжении многих лет.
В конечном итоге решение о задержании приняли на достаточно высоком уровне, что и было единственно правильным. Более того, Чикатило арестовали в порядке ст. 90 УПК РСФСР, т. е. до предъявления обвинения на десять суток, но в этом был большой риск. Если бы не удалось добиться признания, Чикатило пришлось бы отпустить, и, опять же в соответствии с законом, его нельзя было бы вновь арестовать по подозрению в совершении тех же самых преступлений…
Возникает вопрос: если бы решение о задержании Чикатило было принято не высшими должностными лицами прокуратуры и МВД, а следователем районного звена? Как в этом случае мог поступить прокурор района? Он имел бы полное право освободить подозреваемого, ибо отсутствовали не только процессуальные доказательства, но и основания задержания. И не только освободить, но и принять к следователю меры прокурорского реагирования. Но тут был не рядовой случай и соответственно меры были предприняты неординарные…
Решающим днем стало 20 ноября 1990 года. В этот день Чикатило вел себя более активно, чем в предыдущие дни наблюдений. Примерно в 13 часов в парке Новочеркасска встретился с мальчиком, гулял и разговаривал с ним в уединенных местах более получаса, затем оставил его, зашел в свою квартиру. Получив такую информацию, оперативные работники пригласили мальчика в машину, увезли его в безопасное место, тщательно опросили. Им оказался 12-летний школьник Никита М. Он рассказал, что «дядя» пообещал ему достать кассету модного видеофильма, пошел за кассетой, а его попросил ожидать в парке. Идти на встречу мальчику оперативники запретили.
В это время в УВД собрали оперативные группы. Вместе с прокурором области и его заместителем, начальником УВД М.Г. Фетисовым, руководителем следственной группы Прокуратуры РСФСР И.М. Костоевым был проведен инструктаж и объявлена готовность номер один. Задержание преступника поручили возглавить заместителю начальника УВД В.И. Колесникову. Примерно в 15 часов Чикатило вышел из квартиры с небольшой матерчатой сумкой в руках, побродил по парку и, не встретив Никиту М., пытался вступить в контакт с другими подростками, завязывал с ними разговоры. Когда рядом оказывались люди, тут же отходил от мальчика и держался от него на расстоянии. Затем он направился в сторону лесопарковой зоны. Это осложняло ситуацию, преступник мог совершить преступление и скрыться. Чтобы не допустить очередного убийства, угроза совершения которого была налицо, так как приближались сумерки и наблюдение осложнялось, была дана команда задержать Чикатило.
Арест Чикатило
Прямая речь. Оперативный работник уголовного розыска Анатолий Евсеев
Чикатило брали 20 ноября 1990 года, в 15 часов 40 минут. Заместитель начальника УВД Ростовской области Владимир Ильич Колесников и офицер уголовного розыска Владимир Семенович Першиков и я с ними. Само задержание было очень прозаичным – брали Чикатило прямо на улице в Новочеркасске.
Напротив Новочеркасского электровозостроительного завода есть парк, примыкающий практически к проходной. Чикатило шел от Дворца культуры по аллее, направляясь, видимо, к своему дому. Мы пошли за ним. У него была синяя сумка из плащевой ткани в руке. В сумке – трехлитровая банка. Мужчина был без головного убора, в коричневой куртке, сером костюме с галстуком. На пальце – повязка…
Вот он зашел в кафе. Мы с Першиковым остановились у входа, стали между собой разговаривать. Колесников, руководитель группы захвата, прошел в кафе. Когда этот человек собрался уходить, я стал спиной к выходу. Он хотел меня обойти, Першиков сделал шаг назад и объект оказался между нами. Владимир Ильич Колесников спросил фамилию, Чикатило ответил. Мы с Першиковым перехватили его руки и защелкнули наручники. Арестованный не сделал ни малейшей попытки к сопротивлению, не произнес ни слова, он даже не удивился происшедшему.
Продолжал он молчать и в машине, был какой-то отрешенный. Только когда проехали половину дороги до Ростова, произнес странную фразу: «Да, это лишний раз говорит, что не надо ссориться с начальством». Мы запретили ему разговаривать. Но он как бы не слышал и опять повторил: «Все-таки с начальством ссориться нельзя». И замолчал до самого Ростова.
Подъехали мы прямо к УВД и завели его в кабинет начальника управления Михаила Григорьевича Фетисова. Там помимо него были руководитель следственной бригады И.М.Костоев, начальник уголовного розыска МВД Российской Федерации, прокурор области, его заместитель, начальник бюро судебно-медицинской экспертизы.
Исса Костоев предложил Чикатило сесть, представил всех присутствовавших, попросил ответить на вопросы. Они были обычными, процедурными: фамилия, имя, отчество, где проживает, где раньше жил, откуда родом и т.д. В тот момент я заметил некоторую заторможенность Чикатило. Ему задают вопрос, он начинает отвечать, потом останавливается. Задают следующий — продолжает отвечать на первый. Создавалось впечатление, что думал он в то время совершенно о другом. Резало слух — косноязычие, обилие слов-паразитов, и опять же поражала абсолютная отстраненность от всего происходящего…
Объявили о том, что необходимо провести следственные действия. Эксперты отобрали на исследование слюну, с разных участков тела состригли на анализ волосы. Прибыла «Скорая помощь», медсестра взяла кровь…
К аресту Чикатило была заранее приготовлена одежда. Его вещи изъяли. Трехлитровая банка, находившаяся в сумке, была наполовину заполнена пивом. При обыске в карманах обнаружили пеньковый шпагат толщиной примерно в половину пальца, свернутый кольцом. Еще тесьму, около метра. Какие-то документы, носовой платой, обрывки газет. И еще, очень хорошо помню, острозаточенный нож «белочка»
Прямая речь. Начальник Главного управления уголовного розыска МВД РСФСР Н. П. Водько
Мы ожидали встречи с преступником в кабинете начальника УВД, всем хотелось скорее увидеть этого типа. В комнату завели человека чуть выше среднего роста, в очках, стройного и крепкого физически, совсем не похожего на ломброзовский тип убийцы, но это был он. Мы утвердились в подозрении, получив результаты личного обыска. В карманах куртки Чикатило находился острый перочинный нож, тесемки и две бечевки из шпагата, точно такие, какие обнаружили на некоторых местах осмотров трупов; паспорт и служебные пропуска.
Чикатило был ошарашен задержанием, часто вздыхал, волновался. Казалось, он был готов к разговору по существу. Его надо было и начинать, но этого не сделали по просьбе И.М. Костоева, который пожелал вести первый допрос наедине, чтобы в будущем избежать заявлений подследственного о давлении на него со стороны. Возможно, это и имело резон, но элемент внезапности, важный в подобных ситуациях, был упущен.
Допрос Чикатило
Около восьми вечера 20 ноября оперативники, задержавшие Чикатило, препроводили его в следственный изолятор Комитета госбезопасности, к дежурному. Почему именно КГБ? – Причину объяснил А. Яндиев. Она оказалась сродни той, по которой они с Костоевым решили брать Чикатило, не откладывая в долгий ящик: некоторым людям предстоящее следствие, а потом суд могли стать поперек горла. Им желательно было иметь убийцу не живым, а мертвым. Не ровен час найдут его повешенным в камере, как свердловского маньяка Фефилова, и тогда можно будет объяснить это гневом сокамерников, местью родственников или тем, что у самого убийцы не выдержали нервы…
Итак, Чикатило поместили в следственный изолятор госбезопасности. Сидел Андрей Романович не в одиночке, а с сокамерником, который сказал ему, что взят по крупному хозяйственному делу, за экономическое преступление. Можно предположить, что это был не совсем обычный подследственный, а специально подобранный для такого случая. За время следствия соседи Чикатило менялись не раз, но, судя по всему, никакой существенной информации следователям они не передали: Чикатило совсем не собирался откровенничать с соседями по камере.
На следующий день 21 ноября 1990 года дома у Чикатило был произведен обыск, который напугал его семью, но не дал никаких результатов, никаких вещей принадлежащих жертвам не было найдено. Тем не менее, при обыске в его доме обнаружили 23 кухонных ножа (до сих пор точно не известно, использовались ли они для убийств) и обувь, отпечаток которой в общих чертах совпадал с отпечатком, найденным около трупа одной из жертв. Была изъята и одежда, которую предполагали использовать для последующих опознаний.
Таким образом, обыск не предоставил следствию никаких очевидных козырей, с помощью которых Костоев рассчитывал в первые же дни однозначно доказать вину Чикатило. Тот факт, что не было найдено вообще ничего, что напрямую связывало бы Чикатило с преступлениями, стал серьезным ударом для следователя. Теперь главной задачей было разработать такую стратегию допросов, в которых сконцентрировалось бы все то, что было известно Костоеву о Чикатило и его преступлениях. Учитывая, что по многим делам о без вести пропавших предполагались убийства, а трупы обнаружены не были, тактика допросов была построена так, чтобы не изобличать Чикатило последовательно в каждом убийстве, поскольку это можно было сделать лишь по нескольким эпизодам, а довести его до полного признания в совершении всех преступлений, начиная с первого.
Ожидание результатов обыска и выработка новой стратегии ведения диалога с подозреваемым существенно отодвинули начало допросов. Первый допрос начался только в 16.00 21 ноября в кабинете 211 следственного изолятора КГБ. Чикатило держался холодно и равнодушно. В ответ на объявление Костоева о том, что он содержится под стражей по подозрению в убийствах на сексуальной почве женщин и детей Андрей Романович написал жалобу в прокуратуру:
«Возникшие против меня подозрения считаю полностью ошибочными. Считаю, что меня преследуют следственные органы из-за того, что я написал жалобы в различные инстанции за незаконные действия отдельных руководящих работников г. Шахты, которые решили построить гаражи, во дворе дома, в котором живет мой сын».
Еще при задержании следователи обратили внимание на странную, достаточно свежую ранку на пальце Чикатило. При ближайшем рассмотрении судебно-медицинский эксперт Евгений Маслов однозначно заявил, что это след зубов человека. Но даже эта серьезная улика не заставила Чикатило пойти на сотрудничество со следствием. Чикатило все отрицал и объяснил травму бытовыми причинами (поранился при погрузке контейнеров на работе).
Многое стесняло действия Костоева, он был вынужден в первый день оставить про запас и без того крайне скудные улики и показания свидетелей, иначе в конце концов остался бы вообще ни с чем. В то же время и подозреваемый не горел большим желанием «облегчить душу чистосердечным признанием». В итоге первый день допросов закончился безрезультатно.
22 ноября Чикатило отказывается от государственного защитника и пишет новое заявление на имя Генерального прокурора России:
«В извращенных сексуальных проявлениях я чувствовал какое-то бешенство, необузданность, не мог контролировать свои действия, потому что с детских лет не мог проявить себя как мужчина и полноценный человек. Это давало мне уже не половое, а психическое, душевное успокоение на длительный срок. Особенно после просмотра видеофильмов, где показывают извращенные половые сношения и всякие жестокости, ужасы…»
23 ноября следует дополнение к этому заявлению
«…Мне приходилось часто бывать на вокзалах, в поездах, электричках и автобусах… Там бывает много всяких бродяг, молодых и старых. Они и просят, и требуют, и отбирают. С утра где-то напиваются… Эти бродяги втягивают и несовершеннолетних. С вокзалов расползаются по электричкам в разные стороны. Приходится видеть и сцены половой жизни этих бродяг на вокзалах и в электричках. И вспоминалось мне мое унижение, что я не мог никогда проявить себя как полноценный мужчина. Возникал вопрос: имеют ли право на существование эти деклассированные элементы?.. Знакомиться с ними не составляет труда, они сами не стесняются, лезут в душу, просят деньги, продукты, водку и предлагают себя для сексуальной жизни. Я видел, как они уходили с партнерами в укромные места…»
После таких откровений, казалось, что Чикатило уже готов дать признательные показания, но перед тем как поведать следствию нечто важное он попросил дать ему небольшую передышку. Следующие 2 дня были выходными и он хотел собраться с мыслями перед решающим шагом. 24 и 25 ноября допросов не проводилось.
В это же время собирались с мыслями и следователи – после детального анализа всех преступлений заместитель начальника следственной части прокуратуры Ростовской области вынес постановление об объединении нескольких дел об убийствах мальчиков (Фомин, Макаров, Муратов, Кравченко и Громов) в одно производство и передал его в следственную группу И.М. Костоева, таким образом общий список жертв ростовского маньяка стал включать уже 36 фамилий. Впоследствии число жертв будет все пополняться и пополняться и в конечном итоге больше чем в 2 раза превзойдет количество жертв приписываемых ростовскому потрошителю 13 ноября.
После того как ему предъявили обновленный список жертв в понедельник 26 ноября 1990 года Чикатило пишет очередную жалобу и отказывается от своего пятничного обещания:
— Действительно, 23 ноября я сам, своей рукой, написал о том, что сегодня, 26 ноября, намерен сделать признание относительно моих преступлений. Ничто меня к этому не вынуждало, но тем не менее сегодня я заявляю, что мне не в чем признаваться. Преступлений я не совершал.
Теперь пришло самое время следствию выкладывать свои козыри. Одним из первых Костоев стал раскручивать убийство Алеши Воронько в Иловайске, совершенное как раз в те дни, когда Чикатило ездил в Артемовск по служебным делам. Все обстоятельства совпадали настолько, что, по мнению следствия не могли быть простым стечением обстоятельств. Но Чикатило отрицает факт совершения им этого убийства, напротив, утверждая, что все предъявленные следствием факты не больше, чем совпадение.
Он отрицает и то, что был 6 ноября на станции «Лесхоз», и странный рапорт И. Рыбакова в этом случае не может оказать большую помощь следствию.
Отрицает Чикатило и показания свидетелей, которые видели 31 октября неподалеку от станции «Кирпичная» высокого мужчину в очках и с перевязанным пальцем. Мужчина вынырнул из леса и остановился рядом с ними на платформе. Было четыре часа утра. Свидетелями были трое рабочих, которые выезжали на работу ни свет ни заря и каждый день садились в утренний поезд. Кроме них, в это время на платформе никого никогда не бывало. Они заметили, что мужчина испуган, он хромал и подволакивал ногу, словно та была повреждена. Костоеву было известно, что накануне вечером в этом районе было совершено убийство Виктора Тищенко. Сильный, атлетического сложения парень, как подозревал Костоев, мог укусить Чикатило за кончик пальца и, может быть, повредить в борьбе его ногу. Но доказать это было невозможно. И даже свидетели, которые опознали в Чикатило того мужчину, который крутился возле В.Тищенко на станции Шахтная в день его смерти, не изменили ситуацию. Ведь опять никто не мог точно сказать, что именно с Чикатило отправился к месту своей гибели Витя Тищенко.
Таким образом, немалое количество косвенных улик и совпадений подтверждали, что Чикатило мог быть тем самым ростовским потрошителем. И хотя по большей части это были ничем недоказуемые факты, сыщики в своем желании верить в то, что они наконец-то разыскали опасного убийцу и успешно завершили долгую работу, придавали этим косвенным уликам гораздо большее значение, чем они того заслуживали.
Но с другой стороны, следователи не могли не видеть и других очевидных фактов, вступающих в противоречие с вышеизложенными. Все знали, что Чикатило исключили ранее из списка подозреваемых из-за несовпадения группы крови, а значит по всем постулатам криминалистики не мог Чикатило быть «тем самым маньяком». Кроме того, у следствия практически не было свидетелей — никто не видел, как он убивал, ни одна живая душа не может засвидетельствовать, что именно он нанес смертельный удар ножом. Да он был замечен недалеко от мест убийства последних жертв, но никто даже не видел, как он входил в лес с жертвой, а выходил — один.
Что же касается ножей изъятых при обыске, то можно ли их вообще рассматривать как улику? Ведь эксперты не могли дать окончательного и однозначного заключения: убийство совершено именно этим ножом. Они говорят лишь, что изученным ими ножом могло быть совершено то или иное убийство. А между «совершено» и «могло быть совершено», есть известная дистанция.
Подходил к концу уже 6-й из 10 возможных дней содержания Чикатило под стражей, а у Костоева по-прежнему, не клеилась работа. Без чистосердечных признаний самого Андрея Романовича дело разваливается. Как не было, так и нет ни одной прямой улики связывающей подозреваемого с убийствами. Все проведенные мероприятия не добавили Костоеву никаких достоверных сведений о преступнике и он не может доказать ему ни одного эпизода. В ближайшей перспективе перед следствием забрезжил вполне очевидный тупик, как и в 1984 году.
Прямая речь. Следователь Ростовской прокуратуры Амурхан Яндиев:
Каждый вечер Исса Магометович уходил с допросов как выжатый лимон. Чикатило молчал. Ему, как я понимаю, просто страшно было начать рассказывать. Он был подавлен. Есть протоколы допросов, есть магнитофонные записи, где он просит: «погодите немного, дайте мне время, мне страшно говорить».
27 ноября Чикатило заявляет, что обдумал ситуацию, и решил дать показания по поводу своих преступных деяний. Он рассказывает следствию о давних случаях сексуальных домогательств, объектом которых были дети — ученики школы – интерната.
Костоев, разумеется, понял двойственность сделанного Чикатило заявления. Тот пояснял свои прежние слова насчет «преступных деяний», утверждая, что он имеет в виду совращение детей в семидесятые годы. Чикатило знал, что следствию известно об этих случаях, поэтому такое признание вряд ли явилось откровением для Костоева, но в тоже время это было продолжением исповеди Чикатило, его очередным признанием. На сей раз, он признал свою сексуальную страсть к детям.
28 ноября 1990 года после долгой беседы со следователем Чикатило пишет новое заявления на имя Генерального прокурора России:
«Мое непоследовательное поведение нельзя рассматривать как попытку уйти от ответственности за содеянное. Может создаться мнение, будто я и после ареста не осознал опасности и тяжести совершенного. Дело мое исключительное по своему характеру. Не боязнь за ответственность заставляет так вести себя, а мое внутренне психическое и нервное напряжение… Я готов давать показания, но прошу не терзать меня деталями и подробностями, так как моя психика этого не выдержит… У меня и в мыслях не было что-то скрывать от следствия… От всего, что я совершил меня бросает в дрожь… Только чувствую благодарность к органам за то, что меня схватили».
Невозможно однозначно сказать, что же на самом деле происходило в следственном изоляторе КГБ в те десять ноябрьских дней 90-го года между Костоевым и Чикатило. Мы знаем лишь общую канву событий, а точнее то о чем посчитал нужным сообщить сам Костоев.
По небольшим отрывкам документов понятно только одно — Чикатило чуть ли не с первого дня допросов начал признаваться, и заявления с различного рода признаниями следовали от него практически каждый день. В рассказах о допросах Чикатило рефрен очевидцев одинаков: грозный следователь требует от маленького ничтожного человечка признаний и тот безропотно признается, причем каждый день в чем-то новеньком или добавляет новые краски в прежние признания. Собственно зная характеристику личности Чикатило в таком поведении нельзя усмотреть ничего необычного.
По свидетельствам многих знавших его людей – Чикатило был слабым, бесхарактерным человеком, который не мог оказать сопротивление обидчику, элементарно постоять за себя. Чикатило сам говорил: «оскорбляли меня на работе все, и простая девчушка и начальник». Известен случай, когда он однажды пришел к начальнику с заявлением об очередном отпуске, но тот не только не разрешил, но и избил его. Эти примеры можно дополнить и фактами из семейной жизни: жена Чикатило утверждала, что много раз колотила скалкой своего мужа, да так, что он даже не возвращался ночевать домой, но в тоже время он никогда не проявлял ответной агрессии. Когда его сын Юрий учился в средних классах, он относился к отцу презрительно, называл козлом, иногда даже бросался на него драться, однако Чикатило и на это никак не реагировал
Во всех описываемых обстоятельствах Чикатило пассивен и подчинен настолько, что не может дать сдачи никому из своих обидчиков — на работе, в семье, армии, во время случайных конфликтов. Более того, во многих отзывах о нем отмечается вежливость и предупредительность, что можно расценить как его стремление предпринять упреждающие шаги, чтобы не вызвать никакой агрессии против себя из-за страха перед ней.
Конечно же, следователи (тем более такие опытные как Костоев) способны мгновенно вычислить, когда такой слабохарактерный, безвольный человек оказывается перед ними и добыть его признания в короткий срок не является для них сложной задачей. Скорый успех чувствовал и Костоев в день ареста Чикатило. Видимо поэтому он в категоричной форме настаивал на том, что допросы должен проводить он сам и его не пугала перспектива отложить начало допросов на следующий день или сделать перерыв на выходные. Ведь он прекрасно понимал, что Чикатило не сможет сопротивляться его напору.
Все случилось, так как и планировал Костоев — признания лились рекой, только эти признания не устраивали его. Чикатило день за днем уточнял и дополнял свои показания, но все это было не то, что нужно Костоеву.
Чикатило уже признался, что совершил некие преступления, рассуждал Костоев. Допустим, он возьмет на себя несколько убийств. Но что из того? – Серия ведь опять останется не раскрытой. Вот, например, дурачки из специнтерната, хоть и путали, орудия убийства, возраст жертвы и все остальное, что можно было спутать, тоже брали на себя убийства. Грош цена таким признаниям – нужны были совсем другие признания с подробным рассказом, с объяснением мотивации. А такого рассказа как раз и не было. Порой складывалось полное ощущение, что простой обыватель Андрей Романович Чикатило, который был замешан в приставаниях к детям и контактах с проститутками, просто не имел понятия о том, что же именно происходило на местах преступлений, куда исчезали внутренние органы жертв, какая мотивация должна была двигать этим маньяком. И рад был признаться Андрей Романович, да вот беда не знал какие именно признания от него требуются.
Видя, что на девятый день после ареста Чикатило складывается тупиковая ситуация – следственными действиями доказать его вину невозможно, а сам Чикатило, кажется, просто не понимает в чем именно он должен признаться, Костоев сделал поистине блестящий ход. Он решил прибегнуть к помощи посредника, который не имеет прямого отношения к органам внутренних дел, не связан никакими условностями вроде протоколов, волен самостоятельно выбирать те методы воздействия на подозреваемого, которые нужны для того, чтобы добыть его признание. И в тоже время этот посредник обладает научной степенью в сфере психиатрии, да к тому же досконально изучил все нюансы поведения ростовского Потрошителя.
Костоев приглашает к Чикатило доктора Бухановского.
ОФИЦИАЛЬНЫЙ ЗАПРОС
Ректору Ростовского мединститута тов. Чернышеву В.Н.
Прокуратура РСФСР расследует уголовное дело об убийствах на сексуальной почве женщин и детей, имевших место в Ростовской и ряде других областей страны. Материалами следствия в совершении этих преступлений изобличен и в настоящее время содержится под стражей Чикатило А.Р. Характер совершенных преступлений, поведение обвиняемого на месте преступления свидетельствуют о возможных нарушениях его психики садистско-мазохистского характера. С учетом этого и некоторых других обстоятельств расследуемого дела прошу Вашего разрешения на привлечение при производстве некоторых следственных мероприятий в качестве консультанта ассистента кафедры психиатрии и наркологии Вашего института тов. Бухановского А.О. К сведению сообщаю, что тов. Бухановский А.О. ранее проводил психолого-психиатрическое исследование по данному делу.
Зам.начальника отдела по расследованиюособо важных дел Прокуратуры РСФСР,ст.советник юстиции И.М.Костоев
Прямая речь. Ассистент кафедры психиатрии и наркологии Ростовского медицинского института Александр Бухановский
Я понятия не имел, что вновь кто-то задержан, когда меня неожиданно срочно вызвали из клиники утром 29 ноября. В штабе следственной бригады объяснили, что задержан человек, которого столько лет искали. Но ситуация была вновь тупиковая — не раскрывается, прямых улик против него нет, а уже 9-й день содержания под стражей и на 10-й придется выпускать — положено по УПК России. Именно тогда я впервые узнал о роковом для следствия значении этого срока. Поэтому и обращались за помощью к психиатру, уже давно работавшему в этом деле. Речь шла о сложностях допроса. Малопонятная речь не в плане вопроса, а о чем-то своем, личном, т.п. Работа началась и потом проходила в кабинетах следственного управления КГБ. Костоев поставил ряд актуальных для него задач, которые мне приходилось решать и ранее при работе с подозреваемыми: искомый ли это человек, совершал ли он убийства и где, каким способом уводил свои жертвы, почему они за ним шли, когда и как начинал агрессию, что, в какой последовательности и зачем с этими людьми делал и т. д. Для меня это была не первая подобная работа (первая только с Костоевым, но не первая по ходу расследования). Я поставил условия морально-этического свойства. А именно: я — врач, а не следователь и получать признательные показания от подозреваемого не должен; работать буду не под протокол, а с глазу на глаз с ведением только своих собственных записей; если преступником окажется Чикатило, его признания, данные мне, не должны использоваться против него, ведь речь шла не о допросе, а фактически об исповеди. Условия были приняты. Итак, 29 ноября я работал с Андреем Романовичем вдвоем с утра (примерно с 9.30) и до позднего вечера с обязательным перерывом на обед.
В самом начале беседы я, в соответствии с законом, представился как врач-психиатр, дал ему свою визитную карточку, рассказал о своей работе с милицией и о работе над портретом, который был представлен нам Костоевым, лежал на столе и мы несколько раз возвращались к его отдельным фрагментам.
Фрагмент интервью А.О. Бухановского
— Чикатило был в наручниках?
— Нет.
— Когда вы поняли, что он — тот самый серийный убийца, вам не стало страшно?
— Страшно не было. Видите ли, он становился убийцей лишь в определенных обстоятельствах. Я уже достаточно хорошо представлял себе его характер. По ходу беседы с ним степень совпадения реальных черт Чикатило с моими предварительными разработками оказалась практически полной.
— Сколько времени вы с ним разговаривали?
— Весь день. Мы сидели друг против друга. Сначала я объяснил ему, что я врач и моя задача — помочь ему. Я не следователь и не судья, говорил я, поэтому я не собираюсь оценивать ваши поступки с точки зрения права или морали. Может быть, то, что с вами произошло, — не вина ваша, а беда. И лучше врача никто этого не поймет… Я положил перед ним некоторые выборочные места из моего заочного исследования — там, где я описывал его детство и юность, его семью, родителей. Он прочитал и разрыдался. Во время нашего разговора он вообще часто плакал. Как ребенок. Я дал ему выговориться. Он говорил поначалу сумбурно, а потом все более связно и подробно. Уже к середине первого дня он впервые в жизни рассказал, что с ним происходило, чем это начиналось, как случилось первое убийство в 1981 году, как это мучило его, о своей тяжелой жизни и о многом другом.
— Вы фиксировали его рассказ?
— Процессуальных документов для таких случаев тогда не было. Я вел не протокол допроса, а историю болезни. К сожалению, она оказалась невостребованной, так до сих пор она и лежит у меня. Хотя там есть уникальные вещи. Кроме того, по моей просьбе он написал что-то вроде сочинения, используя те слова, которые я ему продиктовал. Мы часто используем такой прием психологического тестирования. Это сочинение тоже находится у меня.
Таким образом, из многочисленных интервью и выступлений А.О. Бухановского можно сделать весьма неоднозначные выводы – к Чикатило, который никак не может дать удовлетворяющие следствие подробные признания во всех 36 инкриминируемых ему убийствах, вызывают эксперта, который активно сотрудничал со следствием и имел неограниченный доступ к материалам уголовных дел об убийствах совершенных в период 1982-84 гг., и даже написал два проспективных портрета преступника, в которых детально рассматривались все нюансы действий маньяка, которые не мог объяснить Чикатило.
Далее еще интереснее: после вызова в следственный изолятор КГБ, работа Бухановского с подозреваемым никак официально не оформлялась, никакого протокола допроса не велось (поскольку как объясняет сам Бухановский это был не допрос, а как бы беседа с пациентом), следователи во время этой беседы не присутствовали и единственное, что мы знаем о данной беседе со слов того же Бухановского, что он зачитывал подозреваемому фрагменты из проспективного портрета предполагаемого преступника, а говорю другими словами, объяснял и раскладывал по полочкам для Чикатило все особенности поведения ростовского маньяка, то есть фактически внушал ему всю необходимую для следствия информацию.
Выступление Бухановского на судебном процессе (
Вечером, завершая работу, я высказал свою точку зрения, сказав, что считаю все случившееся болезненным расстройством (об этом я сказал тогда же Костоеву, в своей точке зрения убежден и сейчас). Уже 29-го Костоев категорически запретил мне сообщать какие бы то ни было сведения о работе с Чикатило членам оперативной группы. Хотя и было известно, с каким нетерпением они ожидают, невзирая на поздний час, результатов моей работы, подводившей итог их многолетнему титаническому труду. Я не смог быть столь жестоким и нарушил распоряжение, тем паче, что 29 ноября моя работа никак официально не оформлялась, и я не был связан подпиской о неразглашении. Тогда ни я, ни они этого запрета понять не могли и по этому поводу недоумевали. Тогда же я обещал Чикатило, что если суд сочтет необходимым прибегнуть к моей помощи, я постараюсь и в суде объяснить механизм поломки его мозга и психики. Обещал выполнить его просьбу и объяснить все это членам его семьи, которые также являются жертвами его преступления. Семья — одно из немногих, чем по-настоящему дорожил Чикатило. Я был свидетелем того, как он плакал, получив 30 ноября первую записку от жены. Рыдая, он искренне сокрушался, что причинил столько горя своим близким. Эта работа помогла ему преодолеть внутренние психологические препоны, и со следующего дня, насколько мне известно, он начал сотрудничать со следствием.
Прямая речь. Адвокат Марат Хабибуллин
Давайте подумаем, чем может быть продиктовано все последующее поведение Чикатило на следствии, его многочисленные признания. Ведь каждому человеку свойственно желание жить и выжить. Почему же оно в этом случае бездействует, почему Чикатило на следствии признает все, в чем его обвиняют? Ну, какие могут быть резоны? Какая может быть надежда на снисхождение, если речь идет о нескольких десятках убийств? А каждое карается и смертной казнью. При всей трагичности дела нелепо, если бы суд разъяснял Чикатило содержание статьи 38 Уголовного кодекса, напоминая ему, что чистосердечное раскаяние и активное способствование раскрытию преступления являются при назначении наказания обстоятельствами, смягчающими ответственность.
«Признания» Чикатило не могли быть сделаны без какого-то вынужденного расчета. Представьте себе состояние арестованного человека, обвиняемого в страшных преступлениях и еще не признанного виновным, но уже всеми рассматриваемого как виновного! Человека, знающего, что из-за его ареста и обвинения в опасности семья. Чикатило же знал, что его близкие вынуждены поменять фамилии, уехать в новый город, поменять место своего нахождения. Я не знаю, почему именно признавался Чикатило в предварительном следствии. Может, речь шла о каких-то сиюминутных поблажках, благоприятных перспективах…
Как и адвокат Хабибуллин, не зная истинной подоплеки событий, мы можем лишь выдвинуть некоторые версии относительно того, почему же Чикатило, который вначале упорно обходил тему убийств молчанием, потом внезапно стал признаваться в многочисленных преступлениях, причем делал это так охотно, что впоследствии даже не мог никак остановиться.
Конечно же, Чикатило опасался, что к нему после признаний в убийствах может быть применена исключительная мера наказания — смертная казнь, и всячески старался избежать подобной участи и сохранить себе жизнь. Одним из возможных путей остаться в живых было признание Андрея Романовича невменяемым и направление вместо тюрьмы на принудительное лечение. Возможно, между Костоевым и Чикатило было достигнуто некое джентльменское соглашение, о том, что Чикатило помогает закрыть это громкое дело, взяв на себя вину за все нераскрытые преступления, а Костоев гарантирует сохранение ему жизни. В этой связи вполне логичным выглядит приглашение в следственный изолятор врача-психиатра, как гаранта того, что Костоев держит свое слово. И именно врачу Чикатило дает свои первые показания, озвучивает свои жалобы на психическое здоровье
При оценке событий ноября 1990 года нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, о котором поведал сын Чикатило в одном из своих интервью.
Прямая речь. Юрий Чикатило
После армии я вернулся домой, уже в Новочеркасск, куда за время моей службы переехали родители. Начал отмечать с друзьями дембель, в итоге, как обычно, не хватило денег — хотелось ведь и в ресторан, и девочек, и напитков хороших… Короче, через неделю мы с друзьями-тяжелоатлетами (я тоже тогда таскал штангу, кандидат в мастера спорта) решили ограбить вьетнамских челноков, промышлявших поддельными японскими часами «Сейко». Пришли к ним в общагу, загнали вьетов под кровати и забрали четыре баула с часами и шмотками (всего тысяч на 10 долларов). Но погулять толком не успели, милиция быстро вышла на одного из нас, он раскололся, и нас повязали.
Я тогда взял все на себя, так что парней отпустили. А статья была серьезная — ограбили иностранцев! Мои родители продали все, что могли, вплоть до золотых цепочек и перстней, в итоге меня откупили. До суда, правда, дело довели, но дали всего два года условно (до того отсидел два месяца в СИЗО). Вышел в октябре 1989 года
Таким образом, на момент ареста Андрея Чикатило у его сына был условный срок. И это тоже могло стать одним из инструментов воздействия на несговорчивого Андрея Романовича.
Как бы то ни было, чистосердечное признание непременно должно было последовать из уст Чикатило. Несмотря ни на что: есть ли улики или нет таковых, в состоянии ли свидетели видевшие мельком какого-то мужчину 8 или даже 12 лет назад опознать именно Чикатило или нет, несмотря на разницу в группах крови и т.д. В противном случае вся 8-летняя огромная работа теряла свой смысл. Нет сомнений, что из Чикатило выжали бы эти чистосердечные признания любым способом, но выпустить из тюрьмы его уже никак не могли – никаких других подозреваемых у следствия попросту не было. Совпадения по нескольким эпизодам были несомненными, просто надо было подтолкнуть его к признанию. А ждать еще несколько лет, когда появятся очевидные улики против Чикатило или кого-то другого было совершенно нерационально и недопустимо.
Автор — Svan