Безлюдье подстёгивало, мне кажется, не в смысле безопасности - Закотнову он прямо на улице убил, Рыжову в доме, а в несколько другом значении - лес это особенное место, очень древний образ, архетип. Не зря же он себя называл "хозяином леса". В общем, ес всегда воплощал потусторонний мир, мир мёртвых - где всё наизнанку, где возможно всё, что невозможно на нашей стороне. Конечно, лесопосадки возле железной дороги - отнюдь не Чёрный Лес, но подсознание отзывается на сам образ.
Ещё к вопросу о "затрясло". Это вдруг напомнило мне об эпилепсии - и тут попадается мне вот такая цитата из Достоевского:
“Вы все, здоровые люди, и не подозреваете, что такое счастье, то счастье, которое испытываем мы, эпилептики, за секунду перед припадком. Магомет, уверяет в своем коране, что видел рай и был в нем. Все умные дураки убеждены, что он просто лгун и обманщик. Ан, нет! Он не лжет! Он, действительно, был в раю в припадке падучей, которою страдал, как и я. Не знаю, длится ли это блаженство секунды, или часы, или месяцы, но, верьте слову, все радости, которые может дать жизнь, не взял бы я за него!”.
Я, конечно, не хочу сказать, что Чикатило был эпилептиком; просто параллель и цитата (невольно вспоминается с связи с Достоевским Свидригайлов и увлечённость Достоевского темой мчительства детей, но это уже совсем другая тема).
Добавлено спустя 1 минуту 56 секунд:И ещё Достоевский о том же: ""На несколько мгновений... я испытываю такое счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии и о котором не имеют понятия другие люди. Я чувствую полную гармонию в себе и во всем мире и это чувство так сильно и сладко, что за несколько секунд такого блаженства можно отдать десять лет жизни, пожалуй, всю жизнь". Хорошее описание
Добавлено спустя 4 минуты 50 секунд:Всё-таки цитатну ещё, но, честное слово, больше не буду.Достоевский как-то рассказывал сцену из задуманного им в молодости романа: “Герой—помещик, средних лет, очень хорошо и тонко образованный, бывал заграницей, читает умные книжки, покупает картины, гравюры. В молодости он кутил, но потом остепенился, обзавелся женой и детьми и пользуется общим уважением. Однажды просыпается он поутру, солнышко заглядывает в окна его спальни; все вокруг него так опрятно, хорошо и уютно. И он сам чувствует себя таким опрятным и почтенным. Во всем теле разлито ощущение довольства и покоя. Как истый сибарит, он не торопится проснуться, чтобы подольше продлить это приятное состояние общего растительного благополучия. Остановившись на какой-то средней точке между сном и бдением, он переживает мысленно разные хорошие минуты своего последнего путешествия за границу. Видит он опять удивительную полосу света, падающую на голые плечи св. Цецилии, в мюнхенской (?) галлерее. Приходят ему тоже в голову очень умные места из недавно прочитанной книжки: “О мировой красоте и гармонии”. Вдруг, в самом разгаре этих приятных грез и переживаний, начинает он ощущать неловкость—не то боль внутреннюю, не то беспокойство. Вот так бывает с людьми, у которых есть застарелые огнестрельные раны, из которых пуля не вынута: за минуту перед тем ничего не болело и вдруг заноет старая рана и ноет, ноет. Начинает наш помещик думать и соображать: что бы это значило? Болеть у него ничего не болит; горя нет никакого. А на сердце точно кошки скребут, да все хуже и хуже. Начинает ему казаться, что должен он что-то припомнить, и вот он силится, напрягает память... И вдруг действительно вспомнил, да так жизненно, реально, и брезгливость при этом такую всем своим существом ощутил, как будто вчера это случилось, а не двадцать лет тому назад. А между тем за все эти двадцать лет и не беспокоило это его вовсе. Вспомнил он, как однажды, после разгульной ночи и подзадоренный пьяным товарищем, он изнасиловал десятилетнюю девочку”.