Интервью Джеффри Дамера

Представляем вашему вниманию перевод интервью Джеффри Дамера, проведенное журналистом Стоуном Филипсом (Stone Phillips). Видеозапись этого интервью можно найти на youtube.

Спасибо, что присоединились к нам, я Стоун Филипс.
В феврале 1994 года в Колумбийской Исправительной Колонии в Портэйдж, Висконсин я брал интервью у серийного убийцы Джеффри Дамера. Это было его первое и, как выяснилось позднее, последнее телевизионное интервью. Его отец – Лайонел Дамер – недавно написал книгу о своем сыне и присоединился к нам. Джефф (так его называет отец) был вежлив и выглядел пугающе вменяемо. Отец и сын обсуждали убийства и причины, породившие у Дамера психические отклонения. И, как выяснилось, даже несмотря на более, чем 10-летнюю давность событий, они до сих пор не могут найти ответы на интересующие их вопросы.

Дамер: Отец.
Лайонел: Привет, Джефф.
Дамер: Шэри (мачеха Дамера), привет.
Лайонел: Рад тебя видеть.
Дамер: И я тебя.
Стоун Филипс: Привет, Джефф. Я Стоун Филипс.
Дамер: Здравствуйте, мистер Филипс.
Стоун Филипс: Рад знакомству. Я провел последние несколько дней, общаясь с твоими родными. Мы успели многое обсудить.
Дамер: Мм.. А вообще Вам повезло, Вы приехали в день, когда нет снега. Всю неделю снег валил как сумасшедший.
Стоун Филипс: Надо же. Как тебе тут живется?
Дамер: Размеренно и стабильно. Ничего необычного.
Стоун Филипс: Ты прочел книгу?
Дамер: Да, прочел. Мой отец прислал ее на той неделе, и я провел всю ночь, читая ее. Некоторые части книги были довольно неожиданными.
Стоун Филипс: В каком плане?
Дамер: Я узнал некоторые совершенно новые для себя факты, которые застали меня врасплох.
Стоун Филипс: Что же именно застало тебя врасплох?
Дамер: Некоторые вещи, которые отец думал обо мне в подростковый и юношеский периоды.
Стоун Филипс: Твой отец приезжает в тюрьму в среднем раз в неделю, но у меня сложилось впечатление, что вы с ним не обсуждаете некоторые темы, в частности, преступления, которые ты совершил.
Дамер: Да, мы не обсуждаем то, что я совершил, потому что об этом столько говорилось в газетах и по телевизору, что эти обсуждения просто не имеют смысла. Мы говорим о том, как идут дела у семьи, о том, как мне живется в тюрьме. И стараемся сохранить наши разговоры такими же, какими они были до всего этого.
Стоун Филипс: Для тебя тяжело говорить о прошлом?
Дамер: Смотря о чем именно. Потому что разговоры о тех немногих счастливых временах, которые были, приносят мне только радость.
Стоун Филипс: Ты сказал, что таких моментов в твоей жизни было немного. Думаешь, что твое детство было таким несчастным?
Дамер: Нет, я бы не сказал. Мое детство не было заполнено глубокой печалью и трагизмом. Были белые полосы в жизни, случались и черные Думаю, что в целом тогда все было нормально.
Стоун Филипс: Джефф, ты помнишь свое ранее увлечение расчленением животных и опытами с ними? С чего это началось?
Дамер: В 9 классе на уроках биологии мы проводили опыты над мелкими животными. Я взял останки одного из них домой и сохранил его скелет. Потом я начал подбирать трупы собак и кошек на дорогах. Я думал, что это будет неким увлекательным хобби, вроде таксидермии, но не стало, а превратилось в то, что Вы видите перед собой сейчас. Я не знаю, почему так получилось. Но могу сказать точно, что я очень хотел видеть, как эти животные выглядели изнутри.
Стоун Филипс: Получал ли ты удовольствие от вскрытия животных?
Дамер: Да, получал. Не сексуальное, но… Это очень сложно описать.
Стоун Филипс: Чувство власти, могущества?
Дамер: Да, думаю, что это подходит под описание того ощущения.
Лайонел: Я могу понять любопытство, связанное с внутренностями животных. Но после того, как ты уже однажды вскрыл труп собаки, зачем еще раз делать то же самое, ведь внутри все одинаковые?
Дамер: Понятия не имею. Это стало некой навязчивой идеей. А затем такая же навязчивая идея возникла по отношению к людям. Я не знаю, почему так получилось.
Стоун Филипс: Что же ты делал с мертвыми животными, Джефф? Ты подбирал сбитых машинами животных на обочинах дорог и приносил в лес, так?
Дамер: Да. Я приносил их в лес, иногда сдирал с них кожу, полностью вскрывал грудную клетку и брюшную полость, смотрел на органы, держал их в руках. Все это вызывало во мне некое странное возбуждение. Я не понимаю, почему, но на это было очень интересно смотреть.
Стоун Филипс: Один из самых больших вопросов твоего отца связан с зарождением у тебя этих навязчивых мыслей, которые в конце-концов оторвали тебя от реальности и погрузили в мир жестокости, одержимости и необузданных влечений, из которого ты так и не смог вернуться. Есть ли у тебя какие-нибудь мысли по этому поводу?
Дамер: Думаю, что необратмые процессы начались где-то в 14-15 лет. Тогда у меня начали появляться навязчивые мысли о насилии и сексе. Фантазии становились все хуже и хуже, а я не знал, как рассказать кому-либо о них, поэтому держал все в себе.
Стоун Филипс: И есть ли у тебя мысли, откуда все это могло появиться?
Дамер: Нет. Я говорил с психологами об этом, у них есть свои версии, но конктетных заключений нет.
Стоун Филипс: А у тебя есть своя теория?
Дамер: Нет. Я не знаю, откуда это появилось. Возможно, никогда и не узнаю. Но я никогда не думал, что все мои фантазии воплотятся в жизнь.
Стоун Филипс: Как ты думаешь, Джефф, что же все-таки толкнуло тебя в пропасть к твоим фантазиям и сделало их явью?
Дамер: С 14 лет у меня была фантазия о том, как я встречу автостопщика на дороге. О том, как я отвезу его домой и буду делать с ним все, что захочу. Три года спустя я ехал домой и увидел этого автостопщика недалеко от своего дома. Подумал про себя, стоит ли мне остановиться и подобрать его или же надо ехать дальше. Я хотел бы проехать мимо, но не смог. Развернулся, подобрал его, и тогда кошмар стал явью. Мне кажется таким странным то, что признаки именно той фантазии, которой я был одержим, возникли тогда у меня на пути.
Стоун Филипс: Что произошло, когда ты привез его домой?
Дамер: Дом был пуст. Моя мать и брат уехали, а отец жил в отеле, расположенном в пяти милях от дома, собирался оформлять развод. Я был один дома, много пил. Мне хотелось найти удовольствие для себя, ввязаться в приключение. И когда я воплотил свои фантазии в жизнь, все пошло не так.
Стоун Филипс: Было лето 1978 года, когда ты подобрал свою первую жертву?
Дамер: Да. И когда я совершил убийство в первый раз, оно уже целиком захватило всю мою жизнь. Второй случай произошел примерно в 1984 (в 1987, прим.автора). Я встретил этого парня в одном из баров Милуоки, затем мы с ним пошли в номер отеля. Мы выпили, я подмешал ему в алкоголь немного снотворного, чтобы ввести его в бессознательное состояние, я хотел провести с ним ночь. Когда я проснулся утром, то обнаружил, что мои кулаки разбиты, как и его лицо. Он сполз с кровати, и кровь шла у него изо рта. Я не помнил, как избил его, хотя это, несомненно, сделал я. И вот тогда все это началось снова.
Стоун Филипс: И как только это опять началось, ты не смог остановиться?
Дамер: Именно, тогда одержимость была непреодолима.
Стоун Филипс: Ты когда-нибудь говорил себе: «Мне надо остановиться. Я должен прекратить убивать.»?
Дамер: Да.
Стоун Филипс: Когда именно?
Дамер: После второго убийства моя одержимость стала гораздо сильнее, и я уже не пытался ее контролировать. Но перед ним моя тяга увеличивалась постепенно. Сначала я ходил в библиотеки, потом стал ходить в бары, гей-бары, сауны. Когда мне и этого стало мало, я начал покупать снотворное и применять его к молодым людям в саунах. Чем дальше, тем извращеннее. И после второго происшествия, которое было совершенно неожиданным, я просто перестал себя контролировать.
Стоун Филипс: Когда же секс стал частью убийств, Джефф?
Дамер: Он был большей их частью. Моей единственной целью было найти самого красивого мужчину, какого я мог. Их сексуальные предпочтения не играли никакой роли.
Стоун Филипс: А их раса была значима?
Дамер: Нет, раса была мне безразлична. Первые два парня были белые, третий парень был индиец, четвертый и пятый были латинской расы. Так что нет, раса не имела значения. А вот их внешность – да.
Стоун Филипс: Было ли нечто возбуждающее в расчленении тел для тебя?
Дамер: С течением времени.. Да, думаю, что было. Я начал сохранять скелеты, разные части тел. Одно следовало за другим, требовались все более и более изощренные действия для исполнения моих желаний. И в какой-то момент все совершенно вырвалось из-под моего контроля.
Стоун Филипс: Почему каннибализм?
Дамер: Это помогало мне чувствовать их частью себя. Кроме простого удовлетворения моего любопытства это давало мне ощущение того, что они часть меня, и вызывало у меня сексуальное удовлетворение.
Стоун Филипс: Тебя возбуждало именно убийство или то, что происходило после него?
Дамер: Нет, убийство было лишь необходимостью, это был акт, который мне совершенно не нравился. Именно поэтому я и пытался создать живых зомби с помощью сернистой кислоты и дрели, но это у меня не получилось. Нет, целью было не убийство, а обладание неким человеком, чтобы он был постоянно под моим контролем, не учитывая его желания, а лишь делая то, чего хочу я. Непросто говорить это, но да, именно такая цель стояла передо мной.
Стоун Филипс: Откуда же пришло такое желание контролировать кого-то? Как ты думаешь?
Дамер: Не знаю, может быть я чувствовал недостаточную власть ребенком или юношей. Это каким-то образом вмешалось в мою сексуальную жизнь. И то, что я делал, как-то помогало мне восстановить ощущение того, что я могу что-то контролировать. Я пытался создать свой мир, где мое слово было решающим. Я находил симпатичных мне молодых людей, держал их у себя так долго, как мог. Похоть играла очень большую роль в этом. Желание власти и похоть. Это и есть мотивы убийств.
Стоун Филипс: Очень большая часть этого выяснилась в суде, на котором вы оба присутствовали. А вы когда-нибудь говорили об этом вдвоем раньше?
Дамер: Нет. Мы не вдавались в подробности.
Стоун Филипс: То есть это первый раз, когда ты обсуждаешь убийства вдвоем с отцом?
Дамер: Я говорил об этом с судебными психиатрами, психологами, но не обсуждал преступления со своей семьей.
Лайонел: Мы узнали обо всем из суда, из показаний Джеффа вместе со всеми остальными.
Стоун Филипс: Ты ведь никогда особо откровенно не общался со своим отцом, так ведь?
Дамер: Не очень близко. Мы говорили о поверхностных вещах и никогда не углублялись в мысли и чувства друг друга. Я всегда был довольно скрытным человеком и не любил делиться своими мыслями.
Стоун Филипс: Почему же, как думаешь?
Дамер: Потому что с 15 лет мои мысли вряд ли можно было озвучить кому-либо. Так что я просто закрылся ото всех окружающих и надел на себя «маску нормальности».
Стоун Филипс: Ты прочел книгу, написанную Лайонелом о тебе, так?
Дамер: Да.
Стоун Филипс: Он назвал ее «История отца». Довольно простое название, не так ли?
Дамер: Да.
Стоун Филипс: Но история в ней непростая.
Дамер: Это точно. И читать эту книгу мне было нелегко. Но я рад, что он написал ее.
Стоун Филипс: Тебе было больно, неприятно читать книгу?
Дамер: Да, было больно читать ее. Некоторые части книги были для меня весьма неожиданными. Но попадались и положительные части.
Стоун Филипс: То есть при ее чтении ты испытывал множество разных эмоций?
Дамер: Да, разумеется.
Стоун Филипс: Какие именно?
Дамер: Глубокое раскаяние и сожаление. Думаю, это были основные из множества других ощущений.
Стоун Филипс: Есть ли что-либо в этой книге, с чем ты категорически не согласен?
Дамер: Да, я не согласен с описанием себя как крайне застенчивого и замкнутого. Может быть, таким меня видел мой отец, потому что в доме зачастую происходили такие вещи, от которых мне хотелось бы атрофироваться, и я уж точно не ощущал себя счастливым в такие моменты. Но я хорошо проводил время со своими друзьями в школе, мы с ними занимались очень интересными вещами. Так что я точно не был столь уж замкнутым, каким он видел меня.
Стоун Филипс: Лайонел, Вас удивило, что Джефф не согласен именно с этим описанием?
Лайонел: Да, очень удивило. Наверное, мое мнение о его застенчивости было гипертрофированным.
Стоун Филипс: Но то, что в возрасте 6 лет ты стал более замкнутым, — это ведь правда?
Дамер: О, да. Именно в этом возрасте я начал понимать, что в семье явно происходит что-то не то.
Стоун Филипс: То есть сначала ты просто пытался атрофироваться от домашних проблем?
Дамер: Наверное. Я начал жить в своем собственном мире и пронес это через годы.
Стоун Филипс: Было ли насилие в твоем мире?
Дамер: Нет, уж точно не того рода, какой потом появился. Это был лишь мой личный мир, в котором я мог все контролировать.
Стоун Филипс: Чувствовал ли ты злость на кого-либо тогда, Джефф?
Дамер: Да, возможно. Наверное, у каждого ребенка в раннем детстве она есть. Надо сказать, что мое детство не было ужасным. В нем было очень много радостных и светлых моментов.
Стоун Филипс: То есть распространенные теории о том, что ты стал серийным убийцей именно из-за своего несчастливого детства, на самом деле не имеют ничего общего с реальностью?
Дамер: Совершенно верно. Единственный мотив, который у меня когда-либо был, состоял в том, чтобы полностью контролировать привлекательного для меня человека, и удерживать его подле себя на такой долгий период, на какой я мог это сделать. Даже если это означало, что я буду хранить этого молодого человека у себя не целиком, а часть его.
Стоун Филипс: А до прочтения этой книги ты знал, что у твоего собственного отца были свои фантазии о совершении убийства, о поджоге, о взрывах?
Дамер: Нет. Да я и не думаю, что это та часть жизни, которую отцы обсуждают со своими детьми.
Стоун Филипс: Был ли ты удивлен, узнав об этом?
Дамер: О, да, очень. Я даже не знал, что об этом думать. В конце-концов, у каждого человека есть свои личные мысли. Так что это было своего рода шоком.
Стоун Филипс: Ты чувствуешь признательность за то, что твой отец написал эту книгу? Или же тебе не нравится это? Не могу понять, что именно ты думаешь по этому поводу.
Дамер: Я чувствую огромную гордость за своего отца, за то, что он написал книгу. Он не был обязан это делать, однако он решил поддержать меня, помочь мне. И за это я всегда буду благодарен ему.
Стоун Филипс: Ты когда-нибудь пытался поговорить со своими родителями о своем гомосексуализме?
Дамер: Нет. Раньше я и не знал о себе такое. Я лишь понимал, что было нечто, что нужно было держать в тайне ото всех, не озвучивать это, даже об этом не думать. Так что я просто держал все в себе и никогда не рассказывал о своих сексуальных предпочтениях.
Стоун Филипс: А ты вообще был способен говорить об этом более открыто? Со своим отцом, например? Может быть, это помогло бы тебе избавиться от секретности в твоей жизни, предотвратило бы то, что произошло?
Дамер: Я не знаю, что вообще смогло бы предотвратить это. Разговоры о моих мыслях уж точно не смогли бы. А учитывая их характер, я бы и не стал ими ни с кем делиться.
Стоун Филипс: Твой отец говорил, что он и не осознавал, как тяжело тебе приходилось. Он думал, что ты просто застенчивый, такой же, каким он был в свое время. Как ты думаешь, признаки твоей ненормальности можно было увидеть?
Дамер: Нет, я так не думаю. Потому что у меня были мысли, фантазии, но никаких внешних проявлений за этим не стояло.
Стоун Филипс: Ты неплохо научился держать все в себе?
Дамер: Да, я держал все в себе и никогда не рассказывал о своих эмоциях и мыслях кому-либо.
Лайонел: Как бы я мог узнать об этом?
Дамер: Ты никогда не замечал проявлений, насколько я знаю.
Лайонел: Я ни от кого даже не слышал о них. И это то, что действительно причиняет мне боль сейчас. Если бы я знал…И что бы я сделал для предотвращения всего этого. Думаю, что я бы сделал многое.
Дамер: Я думаю, что для преступников очень низко пытаться обвинять в своих прегрешениях других людей, к примеру, родственников, или же условия, в которых они росли и жили. Мне кажется, что это просто способ уйти от ответственности. Мои родители и родные понятия не имели о том, чем я занимался, они не несут абсолютно никакой ответственности за все это. Во всем виновен лишь я один.
Стоун Филипс: Но ты же знал, что в конце-концов твой отец начнет спрашивать себя о том, что он мог сделать, каким образом он мог не допустить этого, предотвратить те ужасные действия, которые совершил его сын.
Дамер: Я это понимаю. Просто меня злят люди, которые думают, что у них есть какое-либо право винить в произошедшем моих родителей. Никто не имеет прав на это, потому что данные утверждени ошибочны. Мои родители не имели понятия о том, чем я занимался, о чем думал. Все эти напрасные обвинения очень раздражают меня.
Лайонел: Но это же вполне естественно. Каждый заботливый родитель, попав в такое положение, обязательно почувствует вину. «Что я мог сделать? Как можно было это предотвратить?» — обычная реакция родителя.
Стоун Филипс: Твой отец проявлял интерес ко многим факторам, которые могли бы положить начало твоему безумию. Начиная от медикаментов, которыми пользовалась твоя мама во время беременности, от ссор в семье и заканчивая наследственной предрасположенностью к насилию и девиантному поведению. А ты как думаешь?
Дамер: Я могу понять, почему его так это интересует, но все это лишь отговорки. Я не чувствовал, что должен отчитываться перед кем-либо в своих действиях, что когда-нибудь мне придется ответить за свои поступки. Не думаю, что будет правильным создавать себе эти отговорки, винить других людей. Мне надо за все ответить самому. И я знаю, что виновен в произошедшем лишь я один.
Лайонел: Могу я спросить, а когда ты почувствовал, что каждый несет ответственность за свои поступки?
Дамер: Спасибо тебе за то, что прислал мне тот материал для чтения. Раньше я всегда думал, что теория Дарвина правдоподобна, я верил в нее. Я считал, что после смерти ничего нет. Эта теория делает жизнь менее ценной. А после того, как я начал читать научные книги, то понял, что наука не может объяснить возникновение жизни, что теория эволюции при этом теряет всякий смысл. И тогда я пришел к христианству, решил для себя, что Иисус Христос – истинный создатель рая и ада. Я принял его как своего хозяина и спасителя. Теперь я считаю, что ответственен перед ним за все свои поступки, как и другие люди – за свои.
Стоун Филипс: А в течение жизни ты не чувствовал, что ты ответственен за свои поступки перед своей матерью и отцом? Как перед некими авторитетами?
Дамер: Да, чувствовал. Они не пускали меня на самотек, они воспитали меня, дали мне образование. Я чувствовал себя ответственным за свои поступки перед ними, но потом я ведь покинул свой дом. И именно тогда я и захотел создать для себя свой собственный мир, в котором я был бы единственным, кто все контролирует и не признает других авторитетов. Как видите, я зашел с этим слишком далеко.
Стоун Филипс: Лайонел?
Лайонел: В это время я тоже начал отходить от веры в теорию эволюции. И именно поэтому я всегда понимал, что мы все ответственны за свои действия. Он – наш хозяин. Это понимание очень важно для всех нас.
Стоун Филипс: Вы чувствуете, что вера в Бога удержала Вас от некоторых нелицеприятных поступков в Вашей жизни?
Лайонел: Да, я так думаю.
Стоун Филипс: А ты, Джефф?
Дамер: Да, думаю, что мое тогдашнее мнение оказало существенное влияние на мое поведение. Ведь если человек не верит в то, что после смерти ему придется отвечать перед Богом за то, что он совершил, тогда какой смысл вообще держать себя в рамках и не делать все то, что хочется? По крайней мере, я так считал. Сейчас же я думаю, что Иисус Христос – настоящий Бог, точнее, Отец, Сын и Святой Дух. Настоящий и единственный.
Стоун Филипс: Одна из будоражащих историй, которую мне рассказал твой отец, связана с коробкой, которую он однажды нашел у тебя в комнате. Можешь теперь и ты ее мне рассказать?
Дамер: В чулане моей спальни хранилась коробка, в которой были мумифицированные голова и гениталии молодого человека, которого я встретил в одном из баров Милуоки. Это была металлическая коробка с замком. И когда мой отец пришел навестить меня, он заметил ее и спросил, что в ней. Никто не знал, что там хранится. Я сказал, что не открою ее, и мы с отцом начали ругаться. Он отнес закрытую коробку в подвал и уже был готов взломать ее.
Стоун Филипс: Какие мысли крутились в твоей голове, когда твой отец понес коробку в подвал, чтобы открыть ее там?
Дамер: Я был снаружи дома и я думал, что должен предотвратить это. Я не знал, что мне сказать или сделать, я подумал о том, что сейчас все раскроется. Но коробка так и не была открыта в присутствии моего отца. Так что ложь о моих преступлениях продолжалась. Я продолжил убивать еще несколько лет спустя после этого случая.
Стоун Филипс: Были ли моменты, когда твой отец был близок к твоему разоблачению? Моменты, когда ты волновался, что он найдет что-то, компрометирующее тебя?
Дамер: История с этой злополучной коробкой была одной из самых тревожных. Но это лишь один из инцидентов, связанных с моим разоблачением, были и другие. Но случай с коробкой — самый тревожный из всех.
Стоун Филипс: Можешь рассказать о паре другие подобных случаев?
Дамер: Был случай, когда нашли разложившиеся и обезображенные кислотой человеческие останки. Они не выглядели как человеческие, но, тем не менее, они были внутри коробки на помойке на заднем дворе дома. Это один из инцидентов. Было еще несколько, но я не очень их помню.
Стоун Филипс: Принес ли тебе облегчение арест?
Дамер: Одной части меня несомненно, а другой нет.
Стоун Филипс: А поподробнее?
Дамер: Это что-то вроде того, как.. Я не думаю, что у меня раздвоение личности или что-то вроде этого, но это похоже на то, как.. Одна часть тебя вроде бы радуется, а другая нет. Хотя то, что мне теперь не приходилось хранить в тайне такие ужасные вещи, как я делал это на протяжении многих лет, принесло облегчение. И я решил, что в этой ситуации лучшее, что я могу сделать – рассказать миру о том, что я натворил. И я рад, что сейчас у меня нет ни от кого секретов.
Стоун Филипс: Твой отец рассказал мне, что одна из целей книги, которую он написал – донести до тебя некоторые вещи, которые от был неспособен сказать тебе словами. Что хочешь сказать ему ты, прочитав ее?
Дамер: Я устал. И мне очень жаль, что все так получилось. И я очень люблю тебя.
Лайонел: Я тоже тебя люблю.
Дамер: Прости меня. Мы не показываем этого внешне, но я на самом деле очень люблю его.
Лайонел: Я люблю тебя.
Дамер: И без поддержки моих родных я не думаю, что смог бы пройти через все это. С момента суда мы стали более открытыми и откровенными друг с другом. Теперь нет никаких секретов друг от друга, и я не чувствую, что мне нужно что-либо скрывать. Теперь нам нужно посмотреть в глаза правде, вместе того, чтобы просто сглаживать реальность и говорить о поверхностных вещах. Теперь мы общаемся гораздо больше.
Лайонел: Эта книга может послужить неким мостом между Джеффом и мной. Даже ради этого стоило написать эту книгу.
Дамер: Теперь ты чувствуешь себя ближе к отцу, прочитав книгу?
Дамер: Я чувствую ближе в том смысле, что теперь я лучше понимаю его мысли и чувства. Я рад, что он написал ее.
Стоун Филипс: Вы хотите сказать что-нибудь сыну, то, чего нет в книге?
Лайонел: Я не могу. Сейчас я чувствую слишком много для этого. Я думаю, что многие вопросы, которые были подняты в этом интервью, могут привести нас еще ближе к пониманию того, откуда все это появилось. И когда я слишком эмоционален, то моя логичность уходит, и я не могу объяснить и правильно сказать что-то, как мне хотелось бы.
Стоун Филипс: Можете ли Вы сказать сейчас, что чувствуете состояние Джеффа? Чувствуете близость к нему?
Лайонел: Да. И я надеюсь, что это ощущение останется.
Стоун Филипс: Как Вы думаете, будут ли даны ответы на вопросы о Вашей роли во всей этой истории и почему она вообще произошла?
Лайонел: Может быть и нет. Мой основной вопрос состоит в том, откуда все это появилось. И если что-то прояснится в этой области, то, возможно, сможет помочь другим людям избежать проблем.
Стоун Филипс: Это все еще в тебе, Джефф? Желание тех вещей, которые ты совершал, когда-нибудь уйдет?
Дамер: Частично, может быть. Но полностью оно не уйдет никогда. Мне придется жить с этим всю свою жизнь. Я бы хотел, чтобы это чувство оставило меня, чтобы я навсегда избавился от навязчивых идей и ощущений. Сейчас все гораздо лучше, потому что у меня нет возможности совершать эти действия. Но желание делать это никогда не уйдет полностью.
Стоун Филипс: То есть эти навязчивые мысли все еще присутствуют в твоей голове?
Дамер: Иногда. Да.
Стоун Филипс: Теперь ты другой? И как ты смотришь на то, что произошло?
Дамер: Надеюсь, что я изменился. Я рад, что я в таком положении сейчас, в котором я не могу совершать эти вещи, очень рад, что это закончилось. Я могу сказать родственникам людей, которых я убил, все что угодно, но мои слова все равно покажутся им лживыми и пустыми. Не знаю, как я мог бы выразить все свое сожаление, раскаяние за те вещи, которые я сделал с их родными людьми.. Я не могу найти нужные слова.

Сегодня интервью с Джеффри Дамером напомнило мне один из самых ранних опытов по ведению интервью за всю мою тридцатилетнюю карьеру на телевидении. От его обычного повседневного рукопожатия, до того, что, уходя в свою камеру, он заметил на столе и коробку и подметил,что она похожа на ту, которую нашел у него Лайонел, Дамер был очень интересной и странной фигурой. Он всегда говорил, что он хотел бы быть приговоренным к смертной казни. 9 месяцев спустя его желание умереть сбылось.

Автор — Ephemera

Приговоры
Объявление
Ищем свидетелей, очевидцев или тех кто знает что-либо о событиях, имевших место в Ульяновске в 1987-1988 годах. Были убиты 2 девочки: Ольга Сазонова (Созонова) и Ольга Иванова. Убийства не были раскрыты, во всём городе началась паника.

Информации по этим делам очень мало, в рунете всего 2 статьи, причём с полярными точками зрения на произошедшее. Это одни из самых известных и страшных преступлений Ульяновска. Если у вас есть информация, вы что-то помните о тех событиях, вы были участником следствия или родственником жертв, следователей, то, пожалуйста, напишите на e-mail info@serial-killers.ru.

Цель сбора информации - более широкий обзор забытой темы, возможна съёмка документального фильма и написание новых статей.
Это интересно!