Если долго всматриваться в бездну…

После исчезновения сразу трех мальчиков следствие велось по нескольким путям. Когда было установлено, что накануне и в день исчезнове­ния мальчики ездили в Москву, оперативники в штат­ском стали дежурить в зале игровых автоматов на Белорусском вокзале, обходить электрички, высмат­ривая подозрительных мужчин, заговаривавших с незнакомыми мальчиками. На пристанционных площа­дях следили за частными автовладельцами, подсажи­вавшими в свои машины детей.

Еще одним местом сбора информации стала Юрасовская школа. В присутствии директора школы в её кабинете помощник прокурора Одинцовского райо­на Наталья Смоляева по очереди беседовала с соучениками погибших мальчиков. Точнее говоря, это была не беседа, а допрос, и информация могла иметь оперативное значение.

Наталья Смоляева

Но до поры до времени ничего ценного узнать не удавалось. Погибшие ребята были совершенно обычными, в ме­ру шалопаи, в меру озорники. Да, видели всех троих последний раз в школе 15 сентября. Вместе собра­лись и куда-то поехали. Кто-то сообщил, что ехал с ними на автобусе до Жаворонков. Кто-то видел, как под вечер они сходили в Жаворонках с электрички, прибывшей из Москвы. Удалось также выяснить, с кем можно побеседовать из других классов, кто с ними дружил.

Мальчик понял, что проговорился. А дядя Се­режа просил никому не рассказывать о том, что под­возил их на машине. Почему — Женя точно объяснить этого не мог. Дядя Сережа любил из всего делать ка­кую-то тайну. О том, что к нему домой ходили, что на случку лошадей пускал, что на автомобиле возил — обо всем надо было молчать. Ага! Он же договари­вался с теми ребятами на другой день чего-то огра­бить. Но ведь дядя Сережа друг. Друга нельзя выдавать.

Смоляева напряглась, услышав про калитку. Если они ехали не на автобусе, то на чем? На авто­мобиле? Она знала, что руководитель следственной группы Бакин считает наиболее предпочтительной ту версию, по которой убийца имеет автомобиль и га­раж.

Свидетель снизил голос до шепота.

Но все необходимо было еще доказать. Следователь по особо важным делам Евгений Бакин почувствовал настоящее, холодное волнение сыщика. По всем признакам, они вышли на Удава.

Здоровый холостой мужик, интересуется мальчиками, имеет автомобиль и гараж в Горках-10, работает зоотехником, скорее всего Тимирязевку за­кончил, а там анатомию преподают, работает на кон­ном заводе, а там лошадям кормовую соль дают.

У следствия не было ничего на Головкина, кроме подозрений, ряда совпадений, может быть случайных, а может быть и нет. Никаких улик, никаких твердых свидетельств. В то время еще даже не нашли тела пропавших ребят, поэтому о задержании этого человека говорить было преждевременно. Проходила аналитическая работа, устанавливались его связи, отслеживалось алиби, проверка шла полным ходом. Выяснилось, что Головкин имеет московскую прописку, ранее не был судим, не состоял на учете в психоневрологическом диспансере — и потому не проходил до этого момента ни по каким оперативным учетам милиции.

Четвертого октября 1992 года в лесу около деревни Угрюмово, где шесть с лишним лет назад у пионерского лагеря «Звездный» было обнаружено тело четырнадцатилетнего мальчишки, грибники наткнулись на детский могильник, раскопанный, вероятно, дикими зверями. В нем и оказались останки пропавших: трупы двух задушенных ребят были обезглавлены, от третьего остались только внутренние органы…

У следствия уже был главный подозреваемый, но не было четких оснований для его задержания. Бакин распорядился установить за Головкиным негласное наблюдение. Поскольку подозревае­мый постоянно пользовался автомобилем, в извест­ность об этом была поставлена и ГАИ Одинцовского района Московской области.

Однако взять преступника по классическим детективным канонам не получилось, и этому поме­шало то обстоятельство, что, несмотря на секретность оперативных действий, информация о них рас­теклась по слухам…

19 октября 1992 года в понедельник Головкин не вышел на работу. И сам не знал, куда и зачем поехал на ма­шине. Просто не сиделось на месте. Беспокойство не позволяло. Его не покидала почти абсолютная уве­ренность, что за ним начали следить. Вчера за ним неотступно следовала то одна, то другая машина. Еще одна «Волга» весь вечер не уезжала от дома и в ней кто-то сидел. Неужели всё? У них же нет никаких доказа­тельств. Правда, пока они не попали в подвал…

Когда машина Головкина остановилась около железнодорожного переезда, к нему подошел милиционер. Гаишник имел приказ не за­держивать эту машину (при случае можно проверить у водителя документы, содержимое салона, багажни­ка и доложить по службе, если будет замечено что-нибудь действительно подозрительное), но понимание того, что перед ним находится тот самый знаменитый маньяк Фишер сыграло свою роль. Презрев все полученные инструкции, старший сержант отобрал у Головкина документы и попросил пройти того в милицейскую машину, которая вскоре привезла маньяка в Одинцовское УВД. Там постоянно находился кто-нибудь из группы по делу «Удава». В тот день это был следователь Генпрокуратуры В. Костарев.

Валерий Костарев

Весть о том, что привезли Головкина, облетела все здание мгновенно. Вскоре выяснилось, что гаишники задержали Головкина фактически без оснований, видимо, от долгого и напряженного наблюдения за маньяком у них попросту не выдержали нервы.

Костарев был страшно раздосадован таким поворотом событий, ведь рассчитывали задержать маньяка с поличным. Он велел отвести Головкина в кабинет, который выделили тут для московских следователей, а сам от дежурного позвонил Бакину. Костарев знал, что руководитель группы в настоящий момент должен был беседовать с директором конного завода, осторожно, испод­воль выясняя то, что надо было выяснить об этом зоотехнике.

Не дожидаясь начальника, Костарев начал до­прос. Головкин держался спокойно, потребовал со­общить, в чем его подозревают. Следователь не стал раскрывать все известные сыщикам факты по литер­ному делу «Удав» и сначала объявил о подозрениях, существующих в связи с исчезновением последних трех мальчиков, затем последовали все новые и новые вопросы к зоотехнику. В ходе допроса в кабинете появился и Е. Бакин.

В общей сложности допрос Головкина продолжался семь часов. Следователи видели, что к концу его допрашивае­мый все сильнее сутулился, все чаще опускал глаза или смотрел куда-то в сторону. Казалось, он старался стать меньше ростом, забиться в щель, как таракан, лишь бы спастись от уколов явного подо­зрения. В особенный трепет Головкина приводили вопросы: есть ли у него в Горках-10 гараж, а в га­раже подвал?

Но, тем не менее, он выдержал напор двух следователей, и даже после допроса следствие не располагало никакой новой информацией, и по-прежнему не могло предъявить обвинение. Головкин подтверждал то, что не вызыва­ло подозрений, и отрицал остальное. Даже пред­упреждение о том, что он может быть задержан на некоторое время для снятия отпечатков пальцев и взятия на анализ крови и спермы, не испугало его.

— Хорошо, Головкин, — устало сказал следователь, закончив допрос. — Пока вы свободны. Но не совсем. Ознакомьтесь с подпиской о невыезде за пределы поселка Горки-10 и подпишитесь. Ну, и протокол прочтите и поставьте подпись на каждом листе.

Его пришлось отпустить. Но в этот, пожалуй, самый сложный для следствия момент начальник Управления уголовного розыска ГУВД Московской области Николай Чекмазов взял инициативу на себя и отдал распоряжение продолжить работу с Головкиным. Маньяк уже почти уверовавший в то, что вскоре окажется дома был препровожден в камеру. Головкин провел самую тяжелую ночь своей жизни в СИЗО, пытался избавиться от цепочки своей последней жертвы, думал, где же он мог проколоться, что знает, а чего не знает следователь, допрашивавший его. Все эти тяжелые эмоциональные переживания в результате вылились в попытку суицида. Но его спасли. А через день были получены ордеры на обыск в его гараже и комнате.

Именно при обыске в гараже старшего зоотехника-селекционера нашли и изъяли вещественные доказательства совершенных им преступлений.

Из протокола осмотра гаража Головкина Сергея Александровича (21.10.1992 года):

При открытии гаража внутри него были обнаружены: топор, тряпки, ножи, просунутые под доски крыши, топорик туристский с бурыми следами… Проведенный анализ показал наличие крови. Среди тряпок найдены фрагменты школьной формы на мальчика. В гараже имеется люк, под которым оборудован подвал… Параметры подвала 180 см на 250 см, высота 280 см. При осмотре подвала найдены: детская ванночка со следами обугленной органики и с характерным запахом органики; потеки крови на стене; корыто с фрагментами обугленной кожи; два крюка в стене с кольцом; фуфайка в крови; бочка; сине-белые веревки в ящике; проволока; паяльная лампа; канат; нож; шприцы; спички; скальпель; вазелин; презервативы; игла…

Результаты обыска в гараже С. Головкина

Всего в коллекции изувера нашли двадцать различной конфигурации и размеров ножей, «финок», стилетов. Картина, представшая перед глазами следователей, была настолько красноречивой, что снимала все вопросы относительно того, кто же был убийцей столько лет наводившим ужас на все Подмосковье.

В первые дни после ареста маньяк был сильно напуган. Но потом испуг сменился чувством облегчения. «Наконец-то все для меня закончилось и больше никогда не повторится». Отказался от свидания с матерью, так как чувствовал стыд перед ней.

Головкин содержался в следственном изоляторе «Матросская тишина», вел себя, по словам охраны, смирно, старался не докучать сокамерникам. Однако, согласно неписаным уголовным законам, зэки изрядно избили его при встрече, узнав, чем он занимался на свободе. В интересах следствия и самого Фишера его пришлось перевести в одиночную камеру.

30 октября ему было предъявлено обвинение по статье 102 пункт «е» УК России (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах с целью скрыть другое преступление, сопряженное с изнасилованием). В этот период Головкин активно сотрудничал со следствием, так как ему не было особого смысла запираться при столь убедительных доказательствах его вины. В ноябре 1992 года он указал место захоронения трех убитых им школьников, уточнил детали убийств 1986 года, совершенных в этом же районе. Кроме того указал место, где оставил расчлененный труп подростка убитого им 22 апреля 1992 года до той поры еще не найденного и числившегося в розыске.

Таким образом, практически сразу же Головкин сознался в убийстве 11 детей в период 1986-1992 годов. Но случаев исчезновения детей за рассматриваемый период было гораздо больше — по данным следствия, Головкин совершил не менее 40 убийств девочек (!?) и мальчиков. В умах высоких милицейских начальников замаячил призрак «Лесополосы», тем более что и суд над Чикатило закончился всего лишь за 4 дня до ареста Головкина. Да и негоже было столичным сыщикам отставать от коллег из провинции. Последовали громкие заявление в прессе, что маньяк будет продолжать колоться дальше и его признания – это всего лишь вопрос времени.

Следствие начало активно собирать информацию о подростках, которые в период с осени 1986 года по осень 1992 года пропадали без вести. Всем следственным органам страны отправлен запрос российской прокуратуры о совершении аналогичных преступлений. Казалось бы, назревала очередная сенсация, сравнимая по масштабу с той, что произвел пару лет назад Чикатило…

Однако, после признания в 11 убийствах, которые неоспоримо подтверждались многочисленными доказательствами, Головкин замолчал. Причем, в ходе дальнейшего следствия Головкин и сам особо не отрицал, что совершенных им преступлений было гораздо больше, однако заявил сотрудникам прокуратуры, что подробные признания он будет делать только на суде и постепенно. Таким образом, он рассчитывал оттянуть момент вынесения смертного приговора, полагая, что после каждого нового признания судьи будут вынуждены отправлять его дело на доследование. Таким образом, уже с февраля 1993 года следствие, по сути, находилось в тупиковой ситуации. Информация по разрозненным эпизодам убийств детей обобщалась, анализировалась, но вменить в вину маньяку другие эпизоды следователи не могли, а сам Головкин не горел желанием сотрудничать.

Следствие по делу особой важности по обви­нению Головкина Сергея Александровича сразу по шести статьям Уголовного кодекса, одна из которых «Умышленное убийство», закончилось довольно бы­стро. Даже при самой скрупулезной проверке всех фактов обвинения, следственных экспериментах, официально начавшись 22 октября 1992 года, после предъявления преступнику ордера на арест, к сере­дине апреля следующего года оно было практически закончено.

2 июня 1993 года С.А.Головкин поступил на исследование в институт им. Сербского. По результатам экспертизы маньяк был признан вменяемым в отношении всех инкриминируемых ему обвинений, хотя эксперты отметили и наличие признаков шизоидной психопатии.

Экспертное заключение по результатам психиатрической экспертизы С.А. Головкина

Суда преступнику пришлось ждать больше года. Местом заключения в ожидании суда Голов­кину, как особо опасному преступнику, была выбрана наиболее надежно охраняемая, «престижная» мо­сковская тюрьма на улице Матросская Тишина, оди­ночная камера. Но в октябре 1993 года произошли известные события, закончившиеся расстрелом белого дома из танков. Одиночки потребова­лись для высокопоставленных узников из Белого Дома. И Головкина пе­ревели в общую камеру в Бутырке.

Он был и возмущен «понижением своего ранга», и не на шутку напуган. Известно ведь, что осужденные за совершение половых преступлений и ожидающие такого наказания презираются основной массой заключенных и по негласным законам «зоны» должны непременно «опускаться», превра­щаться в «петухов», существ низшего порядка в тю­ремной иерархии. Наиболее же жестокие насильни­ки, развратники, убийцы на половой почве чаще всего принимают мучительную смерть от рук сока­мерников.

Слух о том, что знаменитый Фишер перево­дится в бутырскую общую камеру, разумеется, мгновенно разлетелся по тюремному «телеграфу». Может быть, Головкину попались тихие и мирные соседи. Но скорее всего, помогла недобрая слава. Легендарный Фишер шесть лет держал в страхе Москву и Подмосковье. Реальный Головкин, садист и людоед, продолжал внушать ужас даже закорене­лым уголовникам. Ничего с ним в тюрьме не случи­лось.

В 1994 году дело Головкина было, наконец, отправлено в суд. Материалы уголовного дела №18/58373-86 (Головкин обвинялся по шести статьям УК России) заняли 95 томов. Слушание уголовного дела зоотехника Сергея Головкина (также известного под кличками Удав и Фишер), обвиняющегося в убийстве с отягчающими обстоятельствами одиннадцати мальчиков началось в Мособлсуде 22 августа 1994 года. Общественный обвинитель Анатолий Сокин зачитал обвинительное заключение, насчитывающее 300 страниц.

Сергей Головкин во время судебного процесса

По свидетельству конвоиров, на первом заседании Головкин держался спокойно и скованно, будучи «полностью заторможенным». По мнению судьи, так на него подействовало оглашение обвинительного заключения, во время которого Головкин старался ни на кого не смотреть, сидел с закрытыми глазами и делал вид, что спит. Когда же председательствующий попросил подсудимого сообщить суду сведения о себе, тот отказался это сделать. Подсуди­мый Головкин сидел в клетке, его охраняли страж­ники, но народная ненависть к детоубийце чувствовалась очень откровенно. Несколько раз за время заседаний матери и отцы погибших мальчиков, даже свидетели по делу пытались до­стать Головкина через стальные прутья, чтобы за­душить голыми руками.

Слушание дела, которое заняло почти полтора месяца (с 22 августа по 5 октября) проходило за закрытыми дверями, чтобы как выразился судья Александр Дзыбан, «не причинять боль родственникам потерпевших». Суд установил, что Сергей Головкин с 1984 по 1992 год убил на территории Московской области 11 мальчиков в возрасте от 12 до 15 лет.

Как сообщил судебный секретарь, на протяжении всего судебного разбирательства Фишер лишь подтверждал показания, данные в ходе следствия.

У назначенного Головкину адвоката М.А.Паш­кова была сложная задача. Его профессиональным долгом было защищать преступника и, несмотря на очевидность вины последнего, все-таки постараться облегчить его участь.

Чрезмерные эмоции невольно попадали и в адвоката — как он осмеливается защищать такую мразь, требовать для него снисхождения?! Поскольку вменяемость Головкина была доказана, то един­ственной возможной тактикой защиты было убедить суд заменить исключительную меру наказания пожиз­ненным заключением. «Оставьте ему годы для молит­вы», — попросил однажды Пашков.

Свою просьбу не применять смертную казнь представитель защиты обосновал, с его точки зрения, вполне логично: в быту и на работе Головкин характеризовался положительно, ранее судим не был, оказывал следствию содействие. Что же касается его пристрастия к мальчикам и невнимания к женскому полу, то это, по выражению защитника, не вина подсудимого, а его беда. Подзащитный был самокритичнее. Судье Александру Дзыбану он заявил, что защищать себя не хочет и даже желает смертной казни. Исследовав обстоятельства дела, суд признал Сергея Головкина виновным во всех предъявленных 11 умышленных убийствах с отягчающими обстоятельствами, а также в изнасилованиях и кражах личного имущества (маньяк присваивал деньги и вещи убитых подростков). 19 октября 1994 года Мособлсуд приговорил к смертной казни Головкина Сергея Александровича. Оглашение приговора заняло три часа. Решение суда Головкин воспринял спокойно.

В ожидании исполнения приговора Головкин в тюрьме по два часа в день делал физические упражнения, вести пустые разговоры не любил, заполнял брошюрку «Рост ученика», которую распространяло в тюрьмах американское религиозное общество «Духовная свобода». В ней надо было отвечать на вопросы. Духовные поиски узника Головкина: «Я всегда думаю о мире и о жизни людей в мире, но только эмоционально. Мне бы очень хотелось принять участие в распространении Евангелия, работая в христианской миссии или помогая в ее работе, и молю Господа о помощи». «О том, что было раньше мне вспоминать не хочется – это осталось как бы по другую сторону жизни, прошло для меня с судом и у меня нет сил больше возвращаться к этому, даже отгоняю мысли о прошлом, если они появляются». К нему приходила мать, она от него не отказалась, почти каждый месяц — адвокат. Была поддержка…

Об отклонении Президентом ходатайства о помиловании Головкина они узнали из газеты «Российские вести», которую принесли оперативники где-то в конце ноября 1995 года.

В 1996 году Головкин стал последним арестантом, прошедшим по длинному коридору до «исполнительной». О последних часах жизни Головкина вспоминал его сосед по камере смертников Борис Голубев:

«Он так интересно это воспринял. Получилось, что как раз в этот день у него был день рождения. Собрал вещи. Спокойно лег спать. Воспринял очень спокойно, хорошо кушал, встал в 10 часов дня, а полвосьмого вечера его уводили. Может, вера в Бога помогла, по крайней мере, он пытался верить…»

Автор — Svan